Советский корреспондент в сша: Советский дневник. Американец посетил СССР, а спустя полвека прочитал, что о нем писали в КГБ

Сталин И.В. Беседа с корреспондентом “Правды”

Сталин И.В. Беседа с корреспондентом “Правды”

 


Предыдущая
публикация

Алфавитный указатель
сочинений И.В. Сталина

 

Содержание тома 16
сочинений И.В. Сталина

Следующая
публикация



 

Источник:

Сталин И.В. Cочинения. – Т. 16. –

М.: Издательство “Писатель”, 1997. С. 145–149.

 

Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания


 

Недавно корреспондент “Правды” обратился к товарищу Сталину с рядом вопросов внешнеполитического характера. Ниже печатается ответ товарища Сталина И.В.

 

Вопрос. Как Вы расцениваете последнее заявление английского премьера Эттли в палате общин о том, что после окончания войны Советский Союз не разоружился, то есть не демобилизовал своих войск, что с тех пор Советский Союз все больше увеличивает свои вооруженные силы?

Ответ. Я расцениваю это заявление премьера Эттли как клевету на Советский Союз.

Всему миру известно, что Советский Союз демобилизовал после войны свои войска. Как известно, демобилизация была проведена тремя очередями: первая и вторая очереди – в течение 1945 года, а третья очередь – с мая по сентябрь 1946 года. Кроме того, в 1946 и 1947 годах была проведена демобилизация старших возрастов личного состава Советской Армии, а в начале 1948 года были демобилизованы все оставшиеся старшие возрасты.

Таковы всем известные факты.

Если бы премьер Эттли был силен в финансовой или экономической науке, он понял бы без труда, что не может ни одно государство, в том числе и Советское государство, развертывать вовсю гражданскую промышленность, начать великие стройки вроде гидростанций на Волге, Днепре, Аму-Дарье, требующие десятков миллиардов бюджетных расходов, продолжать политику систематического снижения цен на товары массового потребления, тоже требующего десятков миллиардов бюджетных расходов, вкладывать сотни миллиардов в дело восстановления разрушенного немецкими оккупантами народного хозяйства и вместе с тем, одновременно с этим умножать свои вооруженные силы, развернуть военную промышленность. Нетрудно понять, что такая безрассудная политика привела бы к банкротству государства. Премьер Эттли должен был бы знать по собственному опыту, как и по опыту США, что умножение вооруженных сил страны и гонка вооружений ведет к развертыванию военной промышленности, к сокращению гражданской [c.145] промышленности, к приостановке больших гражданских строек, к повышению налогов, к повышению цен на товары массового потребления. Понятно, что если Советский Союз не сокращает, а, наоборот, расширяет строительство новых грандиозных гидростанций и оросительных систем, не прекращает, а, наоборот, продолжает политику снижения цен, то он не может одновременно с этим раздувать военную промышленность и умножать свои вооруженные силы, не рискуя оказаться в состоянии банкротства.

И если премьер Эттли, несмотря на все эти факты и научные соображения, все же считает возможным открыто клеветать на Советский Союз и его мирную политику, то это можно объяснить лишь тем, что он думает клеветой на Советский Союз оправдать гонку вооружений в Англии, осуществляемую ныне лейбористским правительством.

Премьеру Эттли нужна ложь о Советском Союзе, ему нужно изобразить мирную политику Советского Союза как агрессивную, а агрессивную политику английского правительства – как мирную для того, чтобы ввести в заблуждение английский народ, навязать ему эту ложь об СССР и таким образом втянуть его путем обмана в новую мировую войну, организуемую правящими кругами Соединенных Штатов Америки.

Премьер Эттли изображает себя как сторонника мира. Но если он действительно стоит за мир, почему он отклонил предложение Советского Союза в Организации Объединенных Наций о немедленном заключении Пакта Мира между Советским Союзом, Англией, Соединенными Штатами Америки, Китаем и Францией?

Если он действительно стоит за мир, почему он отклонил предложения Советского Союза о немедленном приступе к сокращению вооружений, о немедленном запрещении атомного оружия?

Если он действительно стоит за мир, почему он преследует сторонников защиты мира, почему он запретил Конгресс защитников мира в Англии? Разве кампания за защиту мира может угрожать безопасности Англии?

Ясно, что премьер Эттли стоит не за сохранение мира, а за развязывание новой мировой агрессивной войны.

Вопрос. Что Вы думаете об интервенции в Корее, чем она может кончиться?

Ответ. Если Англия и Соединенные Штаты Америки окончательно отклонят мирные предложения Народного правительства Китая, то война в Корее может кончиться лишь поражением интервентов. [c.146]

Вопрос. Почему? Разве американские и английские генералы и офицеры хуже китайских и корейских?

Ответ. Нет, не хуже. Американские и английские генералы и офицеры ничуть не хуже генералов и офицеров любой другой страны. Что касается солдат США и Англии, то в войне против гитлеровской Германии и милитаристской Японии они показали себя, как известно, с наилучшей стороны. В чем же дело? А в том, что войну против Кореи и Китая солдаты считают несправедливой, тогда как войну против гитлеровской Германии и милитаристской Японии они считали вполне справедливой. Дело в том, что эта война является крайне непопулярной среди американских и английских солдат.

В самом деле, трудно убедить солдат, что Китай, который не угрожает ни Англии, ни Америке и у которого захватили американцы остров Тайвань, является агрессором, а Соединенные Штаты Америки, которые захватили остров Тайвань и подвели свои войска к самым границам Китая, являются обороняющейся стороной. Трудно убедить солдат, что Соединенные Штаты Америки имеют право защищать свою безопасность на территории Кореи и у границ Китая, а Китай и Корея не имеют права защищать свою безопасность на своей собственной территории или у границ своего государства. Отсюда непопулярность войны среди англо-американских солдат.

Понятно, что самые опытные генералы и офицеры могут потерпеть поражение, если солдаты считают навязанную им войну глубоко несправедливой и если они выполняют в силу этого свои обязанности на фронте формально, без веры в правоту своей миссии, без воодушевления.

Вопрос. Как Вы расцениваете решение Организации Объединенных Наций (ООН), объявляющее Китайскую Народную Республику агрессором?

Ответ. Я расцениваю его как позорное решение. Действительно, нужно потерять последние остатки совести, чтобы утверждать, что Соединенные Штаты Америки, захватившие китайскую территорию – остров Тайвань – и вторгшиеся в Корею к границам Китая, являются обороняющейся стороной, а Китайская Народная Республика, защищающая свои границы и старающаяся вернуть себе захваченный американцами остров Тайвань, является агрессором.

Организация Объединенных Наций, созданная как оплот сохранения мира, превращается в орудие войны, в средство [c.147] развязывания новой мировой войны. Агрессорским ядром ООН являются десять стран – членов агрессивного Северо-атлантического пакта (США, Англия, Франция, Канада, Бельгия, Голландия, Люксембург, Дания, Норвегия, Исландия) и двадцать латиноамериканских стран (Аргентина, Бразилия, Боливия, Чили, Колумбия, Коста-Рика, Куба, Доминиканская республика, Эквадор, Сальвадор, Гватемала, Гаити, Гондурас, Мексика, Никарагуа, Панама, Парагвай, Перу, Уругвай, Венесуэла). Представители этих стран и решают теперь в ООНе судьбу войны и мира. Это они провели в ООНе позорное решение об агрессивности Китайской Народной Республики.

Характерно для нынешних порядков в ООНе, что, например, небольшая Доминиканская республика в Америке, едва насчитывающая два миллиона населения, имеет теперь такой же вес в ООНе, как Индия, и гораздо больше веса, чем Китайская Народная Республика, лишенная права голоса в ООНе.

Таким образом, превращаясь в орудие агрессивной войны, ООН вместе с тем перестает быть всемирной организацией равноправных наций. По сути дела ООН является теперь не столько всемирной организацией, сколько организацией для американцев, действующей на потребу американским агрессорам. Не только Соединенные Штаты Америки и Канада стремятся к развязыванию новой войны, но на этом пути стоят также и двадцать латиноамериканских стран, помещики я купцы которых жаждут новой войны где-нибудь в Европе или Азии, чтобы продавать воюющим странам товары по сверхвысоким ценам и нажить на этом кровавом деле миллионы. Ни для кого не составляет тайну тот факт, что 20 представителей двадцати латиноамериканских стран представляют теперь наиболее сплоченную и послушную армию Соединенных Штатов Америки в ООНе.

Организация Объединенных Наций становится таким образом на бесславный путь Лиги Наций. Тем самым она хоронит свой моральный авторитет и обрекает себя на распад.

Вопрос. Считаете ли новую мировую войну неизбежной?

Ответ. Нет. По крайней мере в настоящее время ее нельзя считать неизбежной.

Конечно, в Соединенных Штатах Америки, в Англии, так же как и во Франции, имеются агрессивные силы, жаждущие новой войны. Им нужна война для получения сверхприбылей, для ограбления других стран. Это – миллиардеры и миллионеры, [c.148] рассматривающие войну как доходную статью, дающую колоссальные прибыли.

Они, эти агрессивные силы, держат в своих руках реакционные правительства и направляют их. Но они вместе с тем боятся своих народов, которые не хотят новой войны и стоят за сохранение мира. Поэтому они стараются использовать реакционные правительства для того, чтобы опутать ложью свои народы, обмануть их и изобразить новую войну как оборонную, а мирную политику миролюбивых стран – как агрессивную. Они стараются обмануть свои народы для того, чтобы навязать им свои агрессивные планы и вовлечь их в новую войну.

Именно поэтому они боятся кампании в защиту мира, опасаясь, что она может разоблачить агрессивные намерения реакционных правительств.

Именно поэтому они провалили предложения Советского Союза о заключении Пакта Мира, о сокращении вооружений, о запрещении атомного оружия, опасаясь, что принятие этих предложений подорвет агрессивные мероприятия реакционных правительств и сделает ненужной гонку вооружений.

Чем кончится эта борьба агрессивных и миролюбивых сил?

Мир будет сохранен и упрочен, если народы возьмут дело сохранения мира в свои руки и будут отстаивать его до конца. Война может стать неизбежной, если поджигателям войны удастся опутать ложью народные массы, обмануть их и вовлечь их в новую мировую войну.

Поэтому широкая кампания за сохранение мира как средство разоблачения преступных махинаций поджигателей войны имеет теперь первостепенное значение.

Что касается Советского Союза, то он и впредь будет непоколебимо проводить политику предотвращения войны и сохранения мира.

 

 

Правда. 17 февраля 1951 года

[c. 149]



Предыдущая
публикация

Алфавитный указатель
сочинений И.В. Сталина

 

Содержание тома 16
сочинений И.В. Сталина

Следующая
публикация

This Stalin archive has been reproduced from Библиотека Михаила Грачева (Mikhail Grachev Library) at http://grachev62.narod.ru/stalin/ However, we cannot advise connecting to the original location as it currently generates virus warnings.

Every effort has been made to ascertain and obtain copyright pertaining to this material, where relevant. If a reader knows of any further copyright issues, please contact Roland Boer.

«Русский Моисей»: в США умер советский диссидент, фигурант громкого «самолетного дела» Юрий Федоров

  • Владимир Козловский
  • Для Би-би-си, Нью-Йорк

Подпишитесь на нашу рассылку ”Контекст”: она поможет вам разобраться в событиях.

Автор фото, Фото Александра Матлина

Подпись к фото,

Юрий Федоров

14 июня 1970 г. Юрию Федорову исполнилось 28 лет. На следующий день он и еще 11 молодых людей приехали на маленький аэродром «Смольный» под Ленинградом, чтобы сесть на 12-местный биплан Ан-2п, вылетавший в Приозерск. В этом городке неподалеку от финской границы их дожидались еще четверо.

План, который вынашивали эти пассажиры, вошел в историю как «Операция свадьба», потому что в случае чего они объяснили бы, что летят вместе на бракосочетание. Почти все были евреями, исключение составляли киевлянин Алексей Мурженко и москвич Юрий Федоров, родившийся в деревне на Ярославщине.

Идея была в том, чтобы скрутить в Приозерске обоих пилотов «кукурузника», пригрозив им двумя пистолетами, заряженных холостыми патронами, связать и оставить в соседнем леске в спальных мешках, а самим лететь в Швецию, благо один из заговорщиков, Марк Дымшиц, был в прошлом военным летчиком.

По прибытии угонщики планировали дать пресс-конференцию, рассказать о положении советских евреев и потребовать свободы выезда в Израиль.

Шила в мешке не утаишь, и ряд членов этой группы, в частности, застрельщик «Свадьбы» Эдуард Кузнецов, были почти уверены, что КГБ осведомлен об их замысле и давно их пасет, но считали, что игра стоит свеч.

Все были арестованы КГБ за 30 минут до вылета из «Смольного» и в декабре осуждены в Ленинграде по ряду обвинений, жемчужиной которых была измена родине. Малоизвестна следующая деталь: процесс записывала Елена Боннэр, сперва сразу, а потом по памяти, потому что, как рассказывает ее дочь Татьяна Янкелевич, сотрудники КГБ пытались задержать мать в зале суда, но ее знакомая Бэла Коваль «отбила ее у кэгэбешников».

«Физически?» — спросил ваш корреспондент. «Физически, — подтвердила Янкелевич. — Она схватила ее и кричала: «Не дам! Не дам!».

Боннэр передавала записи диссиденту Владимиру Тельникову, «он пробирался в Москву, передавал это Володе Буковскому, а Володя передавал это иностранным корреспондентам».

Автор фото, Фото Александра Матлина

Подпись к фото,

Юрий Федоров и Елена Боннэр

Пропустить Подкаст и продолжить чтение.

Подкаст

Что это было?

Мы быстро, просто и понятно объясняем, что случилось, почему это важно и что будет дальше.

эпизоды

Конец истории Подкаст

Когда Боннэр вернулась в Москву после приговора, дочь встретила ее на вокзале. «У нее было такое лицо, что я испугалась», — вспоминает Янкелевич: Дымщиц и Кузнецов были приговорены к смертной казни. Мурженко и Федоров, в прошлом уже отсидевшие за антисоветскую деятельность, получили 14 и 15 лет.

Вмешательство Голды Меир, чей посланец напомнил генералиссимусу Франко о его еврейских корнях и убедил его помиловать террористов-басков, приговоренных к высшей мере, звонок президента Никсона Брежневу и волна протестов, поднявшаяся на Западе, заставили советские власти заменить смертную казнь Дымшица и Кузнецова на 15 лет тюрьмы.

В последующие годы их подельников, или «самолетчиков», постепенно освобождали, обычно обменяв на арестованных в других странах советских шпионов, и лишь Мурженко и Федоров отсидели свои сроки от звонка до звонка.

Федоров вышел в 1985 году, а в 1987 со второй попытки выехал за границу по израильскому вызову, но отправился в США и первые две недели жил с привезенным из СССР огромным черным псом Федором у диссидента Юрия Ярым-Агаева в квартире на Вест 30-й улице, которую тот снимал под свой «Центр демократии».

Знакомые русские наняли Федорова, учившегося в Москве в электромеханическом техникуме, электриком. Посылали его в основном в неблагополучные, то есть криминогенные районы, рассказывает на хорошем русском языке его вдова Вики Жерко, родившаяся в Бразилии и привезенная в США ребенком. Меня тронуло сообщение Вики, что ее свекровь звали Пелагея Федоровна Козловцева.

Местные евреи, помнившие вклад Федорова в борьбу за свободный выезд из СССР (Ярым-Агаев называет его «русским Моисеем», который «вывел евреев из очередного плена»), устроили его на работу в благотворительную организацию New York Association for New Americans, сокращенно «Найяна», занимавшуюся устройством советских евреев.

Автор фото, Фото Александра Матлина

Подпись к фото,

Юрий Федоров (слева) и Алексей Мурженко

Английский Федоров тогда знал так себе, но коллеги прощали ему это за добрый нрав и заслуги.

«Высоченный, худющий и безумно очаровательный», — вспоминает его бывшая москвичка, работавшая в «Найяне» в те годы и предпочитающая остаться безымянной.

«Он был элегантен при своих скромных возможностях, — говорит она. — Приходил в костюмчике, у него было чувство стиля, чуть ли не при бабочке».

Федоров приводил на работу своего верного Федора и «готовил ему на плите какую-то кашку, а не кормил его американскими консервами». Что до его самого, то «живот его был испорчен после лагерей; он нашел, что может пить только текилу. Она хорошо на его внутренности ложилась».

Моя собеседница напоследок нашла слово, которым лучше всего определялся Федоров — «нежный». До этого это же слово употребила его вдова, которая сказала мне, что за 32 года совместной жизни он ни разу не повысил на нее голос.

Федоров проработал в «Найяне» достаточно долго, чтобы заработать пенсию по старости, хотя и весьма скромную. Выручило то, что жена, закончившая Колумбийский университет, много лет была потом профессором экономики в маленьком нью-йоркском колледже. Федоров, по словам Ярым-Агаева, с которым они близко дружили, «категорически» не любил Нью-Йорк и около двух десятилетий появлялся в городе в основном лишь на традиционных встречах советских диссидентов, устраивавшихся под конец в «Русском самоваре».

  • В Нью-Йорке обанкротился легендарный ресторан «Русский самовар»
  • Легендарный нью-йоркский «Самовар» отметил 20-летие

Остальное время он проводил в стареньком доме, который они купили с женой в городке Флайшмане в Катскильских горах примерно в трех часах езды от города. Федоров не любил бывать в Нью-Йорке отчасти потому, что не хотел оставлять десятки кошек, которые, смеется Ярым-Агаев, «полностью оккупировали дом».

«Это было что-то страшное, — продолжает он. — У него притом было три уровня кошек. Там была кастовая система, сословная, то есть были кошки внутридомашние, были кошки, которые на веранде жили, — для них несколько домиков таких сделали, — а были вообще приблудные кошки, которые просто приходили. Была миграция с нелегальными иммигрантами, то есть все больше кошек пытались мигрировать внутрь дома».

«И к ним еще медведи периодически приходили, — вдруг вспомнил Ярым-Агаев. — Один раз им медведь во входную дверь стучал».

Янкелевич особенно ценит фонд «Благодарность», созданный Федоровым для помощи нуждающимся диссидентам и бывшим политзаключённым на родине. «Никто из наших никогда не додумался придумать то, что придумал Юра! — восклицает она. — Как он собирал эти деньги, копейки эти! По копейкам буквально».

Иногда было больше. Бывший соратник Бориса Березовского микробиолог Александр Гольдфарб несколько раз передавал Федорову по несколько тысяч долларов от олигарха.

«Он был очень правильный человек», — говорит Гольдфарб о Федорове.

«Бывшие политзаключенные получали какую-то ничтожную пенсию или не получали ничего, — объясняет Янкелевич. — Многие не имели семей, которые могли бы их поддерживать. Идея Юры Федорова — помочь им провести остаток жизни достойно».

Бухгалтерию фонда вела жена его основателя.

«Они были очень бедные, — говорит Жерко о получателях помощи от «Благодарности». — Мы посылали деньги, чтобы они могли пойти в частную больницу». Были случаи, когда люди отказывались от денег. Янкелевич говорит, что рекомендовала фонду помочь Алексею Смирнову и Александру Подрабинеку, но они отказались, поскольку в тот момент не нуждались..

Ярым-Агаев критикует Израиль за то, что тот не присвоил Федорову звание своего почетного гражданина. У самого же Федорова не было претензий.

«К евреям он относился очень хорошо, — говорит Ярым-Агаев. — И к Израилю. Считал евреев действительно избранным народом и похож был в этом смысле на американских евангелистов».

Автор фото, Фото Александра Матлина

Подпись к фото,

Юрий Федоров на севере штата

Несколько лет назад Федоров сказал мне, что у него диагностировали волчанку. «Лечение от этой волчанки, как я понимаю, само по себе подорвало его здоровье, — говорит Ярым-Агаев. — Последний год был вообще ужасный. Он его почти весь уже в больнице провел… Помимо более чем 18 лет советских лагерей, его еще Бог наградил тяжелейшими годами болезней!»

Незадолго до смерти на прошлой неделе Федоров пожаловался жене по-английски: «I can’t take it any more!» («Я больше не могу»).

«В обращении из мордовского лагеря он просил помолиться о спасении его души, — говорит Янкелевич. — Не будучи христианкой и верующей вообще, я не тревожусь о спасении его души, потому что он сохранил ее чистой. Вечная ему память и благодарность за все добро, которое он сделал».

В понедельник Федорова по-русски и по-английски отпевали в Знаменском Синодальном Соборе Нью-Йорка, а потом предали земле на православном Новодивеевском кладбище под Нью-Йорком. Прощальные речи произнесли диссиденты Павел Литвинов и Ярым-Агаев. Кроме них и Любови Мурженко, чей муж умер от рака еще в 1999 году, в толпе скорбящих примерно из 40 человек уже не было членов советского демократического движения.

Украинский кризис возрождает сомнения по поводу Пулитцеровской премии NYT 1932 года: NPR

Уолтер Дюранти, изображенный в 1936 году на обеде, данном в его честь Ассоциацией корреспондентов иностранной прессы в отеле «Ломбарди» в Нью-Йорке, неоднократно защищал советского премьера Иосифа Сталина.

Джон Руни/AP


скрыть заголовок

переключить заголовок

Джон Руни/AP

Уолтер Дюранти, изображенный в 1936 году на обеде, данном в его честь Ассоциацией корреспондентов иностранной прессы в отеле «Ломбарди» в Нью-Йорке, неоднократно защищал советского премьера Иосифа Сталина.

Джон Руни/AP

The New York Times надеется пополнить свой список из 132 Пулитцеровских премий — безусловно, больше, чем любая другая новостная организация — когда в понедельник будут объявлены лауреаты 2022 года в области журналистики.

Тем не менее, война в Украине возобновила вопросы о том, должна ли Times вернуть Пулитцеровскую награду, присужденную 90 лет назад за работу Уолтера Дюранти, ее харизматичного главного корреспондента в Советском Союзе.

«Он олицетворение зла в журналистике», — говорит Оксана Пясецкий, украинско-американская активистка, приехавшая в США в качестве ребенка-беженца в 1950 году. Она входит в число сторонников возвращения награды. «Мы думаем, что он был создателем фейковых новостей».

Новый голос теперь присоединяется к делу: бывший исполнительный редактор New York Times Билл Келлер — сам лауреат Пулитцеровской премии в 1989 году за свой собственный репортаж о Советском Союзе для Times .

В 1930-е годы, как и сейчас, указы самодержца приводили к массовой гибели украинских мирных жителей и полагались на дезинформацию, чтобы скрыть это. Репортеры, в том числе Дюранти, подвергались цензуре и угрозам. (Один американский дипломат однажды написал, что Дюранти сказал ему, что его репортажи должны отражать «официальное мнение советского режима».) Однако во времена, когда еще не было социальных сетей и Интернета, иностранные журналисты были единственными, кто мог донести новости до Остальной мир.

Дюранти был «Нью-Йорк таймс» «человеком в Москве, как говорили, с теплой квартирой, в которой он принимал эмигрантов, и репутацией ведущего авторитета в Советском Союзе. Дюранти поставил свое имя на идее, что Иосиф Сталин был сильным лидером, в котором нуждалась коммунистическая страна. Ему часто приписывают введение термина «сталинизм».

Писал восторженные репортажи о жестких планах самодержца в отношении Украины

Политика Сталина привела к конфискации продовольствия и зерна у так называемых «кулацких» (или богатых крестьянских) семей, таких как эта в Донецкой области. Это привело к массовому голоду по всей Украине.

Фотографии из группы History / Universal Images через Getty Images


скрыть заголовок

переключить заголовок

Фотографии из группы History / Universal Images через Getty Images

Политика Сталина привела к конфискации продовольствия и зерна у так называемых «кулацких» (или богатых крестьян) семей, таких как эта в Донецкой области. Это привело к массовому голоду по всей Украине.

Фотографии из группы History / Universal Images через Getty Images

Взамен Дюранти получил редкие интервью со Сталиным и восторженно написал о Сталине и его планах. Пулитцеровская комиссия сослалась на его «беспристрастное толкование», присудив ему премию в 1932 году за серию отчетов в предыдущем году. Первой была статья на первой полосе, начинавшаяся строкой: «Сегодня о России нельзя судить по западным стандартам или интерпретировать ее в западных терминах».

Стоит уточнить, к чему привели сталинские планы под названием «коллективизация»: по достоверным оценкам, к гибели миллионов украинцев и более миллиона россиян.

«Активисты Коммунистической партии на местном и национальном уровне ходили по домам в украинских городах и селах, конфискуя продукты», — говорит журналист и ученый Энн Эпплбаум, которая много писала об этом периоде. «Они взяли пшеницу, они взяли зерно, они взяли овощи, они взяли скот. Они взяли все, что было у людей».

В книге

Эпплбаума « Красный голод » рассказывается о последовавшей за этим катастрофе на основе обширного обзора архивов украинскими историками.

«Люди ели мышей, ели крыс, ели листья, ели траву», — говорит Эпплбаум. «Были даже случаи каннибализма».

Она говорит, что Сталин использовал коллективизацию, чтобы подавить любые националистические движения в Украине и оплатить свои усилия по индустриализации Советского Союза. Должностные лица Коммунистической партии арестовали, сослали и убили возможных диссидентов, особенно профессионалов.

«Считается, что в Украине погибло от 3 до 4 миллионов человек», — говорит она.

Соблюдая правила, Дюранти помог своей карьере

На этой фотографии показана первая вспашка полей на Гришинсохо в Донецкой области Украины после того, как они были отобраны государством. Бедствие превратилось в катастрофу зимой 1932-1933 гг.

Фотографии из группы History / Universal Images через Getty Images


скрыть заголовок

переключить заголовок

Фотографии из группы History / Universal Images через Getty Images

Несмотря на сохраняющиеся подозрения относительно мотивов Дюранти, Эпплбаум говорит, что не нашла доказательств того, что репортер был подкуплен или шантажирован российскими агентами. Она также говорит, что он, похоже, не был склонен к коммунизму, хотя, как сообщается, ему угрожали, что он не будет отражать нежелательные истины.

Вместо этого, по словам Аппельбаума, Дюранти просто следовал линии, потому что это было полезно для его карьеры, — оправдывая и отвергая смертоносность сталинского правления далеко за пределы любого момента возможного отрицания.

В 1933 году валлийский писатель Гарет Джонс сообщил и публично рассказал о голоде после того, как взял интервью у простых украинцев, пройдя пешком 40 миль. Джонс, бывший помощник бывшего премьер-министра Великобритании Дэвида Ллойд Джорджа, ранее брал интервью у Адольфа Гитлера.

В марте 1933 года Дюранти написал в статье в «Таймс» на странице 13, что Джонс обладал «проницательным и деятельным умом», но что интервью валлийского писателя с жителями Харькова представляли собой «довольно неадекватное сечение большой страны». Дюранти добавил, что пытался убедить Джонса в обратном, но «ничто не могло поколебать его убежденность в надвигающейся гибели». (Джонс был убит при мрачных обстоятельствах в Монголии в 1935 году. Его столкновение с Дюранти вдохновило на создание фильма 2019 года «, мистер Джонс. »)

«Дюранти решил его снести, — говорит Эпплбаум. «И, конечно же, в то время он преуспел, потому что он был знаменитым Уолтером Дюранти».

Дюранти оставался непоколебимым в своей защите Сталина и его политики, даже когда разразился голод. Он использовал одобренные эвфемизмы, такие как «недоедание» вместо «голод». И в этой истории от марта 1933 года Дюранти оправдывал применение Сталиным силы.

«Грубо говоря, — писал Дюранти, — невозможно приготовить омлет, не разбив яиц».

В августе 1933 года Дюранти начал еще одну статью на первой полосе такими словами: «Прекрасный урожай, который вот-вот будет собран, показывает, что любое сообщение о голоде в России является сегодня преувеличением или злонамеренной пропагандой».

Он признал дефицит, от которого страдают Украина и другие сельскохозяйственные регионы, но добавил, что «[продовольствия] будет более чем достаточно, чтобы покрыть продовольственные запасы страны на предстоящий год и оправдать проводимую Кремлем политику коллективизации».

В частном порядке британский дипломат записал 19 сентября33, что Дюранти признался ему, что «до 10 миллионов человек могли умереть прямо или косвенно от нехватки еды в прошлом году». Такая оценка никогда не появлялась на публике.

Десятилетия спустя ученые начали углубляться в роль Дюранти

Советские чиновники конфискуют зерно у крестьянского двора в Украине, 1932-1933 гг. The Times Дюранти оставался непоколебимым в своей защите Сталина и его политики, даже когда разразился голод.

Фотографии из группы History / Universal Images через Getty Images


скрыть заголовок

переключить заголовок

Фотографии из группы History / Universal Images через Getty Images

Дюранти умер в 1957 году. Когда спустя десятилетия Советский Союз распался, историки выудили всю природу украинского голода из подвергнутых цензуре архивов. Ученые также подробно рассказали о роли Дюранти в отвлечении внимания от гуманитарного кризиса и обвинении Сталина.

«Он был не только величайшим лжецом среди московских журналистов, но и величайшим лжецом из всех журналистов, которых я когда-либо встречал за 50 лет журналистики», — сказал покойный Малкольм Маггеридж в 1982 году о документальном фильме, снятом двумя украинскими -Канадские группы.

Маггеридж сообщил о голоде 1933 года из Украины для Manchester Guardian , его авторство скрыто, чтобы защитить его личность от советских властей. «Все, с кем вы разговаривали, знали, что идет ужасный голод», — сказал Маггеридж своему интервьюеру. «Действительно, в самой Москве был решительный голод».

The New York Times начала оценивать работу Дюранти во все более едких терминах, начиная с 1986 и 1990 годов. . Комиссия не нашла «четких и убедительных доказательств преднамеренного обмана». Он решил не отзывать свою награду. (Сиг Гисслер, тогдашний администратор Пулитцеровской премии, отказался комментировать эту историю.)

Тогда- Times Издатель Артур Сульцбергер-младший сказал, что он пришел к выводу, что лишение работы Дюранти награды было бы похоже на ретушь истории — по сути, это был бы «сталинский» подход. (Историк, нанятый Times в качестве консультанта по оценке работы Дюранти, вскоре после этого публично осудил этот вывод.) Газета публично опубликовала эссе, отражающее ее институциональную позицию, назвав его работу дискредитированной и объяснив, почему.

Биллу Келлеру только что исполнилось Тем летом исполнительный редактор The Times под номером . Он говорит NPR, что оглядывается назад с некоторым сожалением, что не настаивал на возвращении награды. Теперь он говорит, что Пулитцеровская комиссия должна его отменить.

«Я имею в виду, что могу сформулировать доводы в пользу того, чтобы не отменять приз, и сказать, что это поучительный момент. Держите приз там, но окружите его позором, которого он заслуживает», — говорит Келлер, описывая, что газета решила сделать. .

Тем не менее, он продолжает: «Но я думаю, что доводы Пулитцеровской комиссии в пользу отказа от премии были довольно хромыми. Пулитцеровская премия — это не просто награда за отдельную работу. Она, по крайней мере, подразумевает похвалу за работу репортера. , а выступление Дюранти было позорным».

В 2003 году

Times столкнулась с многочисленными проблемами доверия к себе

Оглядываясь назад, Келлер говорит, что атмосфера, в которой газета работала осенью 2003 года, должна была повлиять на принятое ею решение.

Пара громких скандалов перевернула Times несколько месяцев назад. S tar Сообщения репортера Джудит Миллер о тайниках Саддама Хусейна с оружием массового уничтожения в Ираке оказались беспочвенными. А восходящая звезда Джейсон Блэр оказался сфабрикованным и сплагиативным в десятках статей. Предшественник Келлера, Хауэлл Рейнс, был уволен с поста исполнительного редактора; Келлер был назначен на работу, на которую его уволили несколькими годами ранее.

» The Times » достоверность была поставлена ​​под сомнение в двух действительно важных случаях,» говорит Келлер. «Я могу себе представить, что стало труднее признать даже то, что было [70] лет . .. Это был еще один удар по авторитету Times ».

The Times по-прежнему называет Дюранти одним из лауреатов Пулитцеровской премии. Тем не менее, как говорит Келлер, газета дистанцировалась от того, что Дюранти писал на своих страницах.

Сульцбергер, в настоящее время на пенсии, отказался от комментариев через раза пресс-секретарь. Пресс-секретарь Даниэль Роудс Ха написала в своем заявлении, что, «опубликовав дискредитированные репортажи Дюранти», газета не выполнила своей журналистской миссии. Но, добавила она, газета «всесторонне подробно описала свои упущения, чтобы гарантировать, что они не повторятся».

The Times утверждает, что решение о присуждении чести Дюранти остается за Пулитцеровским советом, за которым наблюдает Колумбийский университет.

Но в недавнем прошлом в отношении отдельного спора потребовался более активный подход.

В конце 2020 года он попросил Пулитцеровскую комиссию отозвать награды финалиста, присужденные Caliphate , серии подкастов, которая, как оказалось, в значительной степени основана на розыгрыше. Правление сделало. Газета также вернула премию Пибоди за ту же серию.

The

NYT сейчас находится в «совсем другом времени и месте», говорит новый руководитель отдела новостей

«Это было совсем другое время и место», — говорит Джозеф Кан, который собирается пройти путь от главного редактора до исполнительного редактора газеты . «Представление о том, что у вас есть один-единственный корреспондент, самостоятельно определяющий точку зрения на важную историю, не похоже на мир, в котором мы живем сегодня».

Кан, бывший иностранный корреспондент и главный международный редактор газеты, говорит, что сейчас у Times в Украине 40 журналистов. Он говорит, что Times делает сейчас, в некотором смысле компенсирует прошлые недостатки бумаги. Газета пролила свет на потенциальные военные преступления России и усилия российской пропаганды.

Новый администратор Пулитцеровской премии Марджори Миллер говорит, что новые председатели правления не изменили позицию организации в отношении Дюранти.

Она говорит, что многие отмеченные наградами репортажи и многие отмеченные наградами репортеры будут восприниматься по-другому через годы после того, как они будут признаны.

«Правление никогда не отменяло приз, — говорит Миллер. « Times , безусловно, может отказаться от своей поддержки [работы Дюранти]. , якобы 8-летний пристрастие к героину.

Энн Эпплбаум присоединилась к Пулитцеровской комиссии этой весной. Она по-прежнему сомневается в Дюранти. По ее словам, начинать переоценивать прошлые суждения через призму настоящего может быть опасно9.0009

Раскрытие информации: эта история была опубликована корреспондентом NPR Дэвидом Фолкенфликом и отредактирована редактором Media & Tech Эмили Копп, главным бизнес-редактором Паллави Гогои и старшим бизнес-редактором Ури Берлинером. Поскольку старший вице-президент NPR по новостям и редакционный директор Нэнси Барнс входит в правление Пулитцеровской премии, ни Барнс, ни какой-либо другой высокопоставленный руководитель отдела новостей NPR не просматривал эту историю до того, как она была опубликована публично.

«Повесть о двух журналистах: Уолтер Дюранти и Гарет Джонс»

 Повесть о двух журналистах

Уолтер Дюранти, Гарет Джонс и Пулитцеровская премия

24 июня Пулитцеровский комитет получил письмо от доктора Маргарет Сириол Колли и ее сына Найджела Линсона Колли из Брамкот, Ноттс, Великобритания. Письмо слишком длинное, чтобы цитировать его полностью, но текст можно найти здесь. Эта дама – племянница некоего Гарета Джонса (1905-1935), журналиста, который осмелился рассказать правду об увиденном им на Украине весной 19-го года ужасе.33. За свою смелость он поплатился профессиональной репутацией и на долгие годы почти канул в Лету. А «отрицательный герой» в этой истории — Уолтер Дюранти, получивший Пулитцеровскую премию в 1932 году за репортажи из Советского Союза, которые, как он признал, «отражали официальные взгляды советского правительства, а не его собственные». И тут начинается история журналиста, убитого за честность, и его коллеги, вознагражденного за ложь. История, которая напрямую связана как с журналистской этикой, так и с украинской историей.

Журналистам часто нравится думать о себе как о бесстрашных борцах за право общества знать правду, только правду и ничего, кроме правды. Чтобы вознаградить тех, кто действительно это сделал, чрезвычайно успешный американский журналист венгерского происхождения по имени Джозеф Пулитцер пожелал, чтобы его наследие было частично использовано для финансирования премий его имени за выдающиеся достижения в области драматургии, литературы, музыки и журналистики. Премии, скромные в денежном выражении, но огромные с точки зрения чести, которую они оказывают своим получателям, вручаются ежегодно, начиная с 19 века.17. В действительности журналисты, как и все остальные, редко бывают полностью верны исповедуемым ими идеалам. А премии, даже такие престижные, как Пулитцеровская, иногда достаются негодяям. Доктор Колли требует аннулирования Пулитцеровской премии у негодяя, возглавившего кампанию за Сталинский Советский Союз, от самой престижной газеты США, New York Times, чтобы дискредитировать ее дядю за то, что он честно пытался делать то, что должны делать журналисты. делать, за то, что говоришь людям правду.

Уолтер Дюранти, родившийся в Ливерпуле (Англия) в 1884 году, всегда был чем-то вроде негодяя и открыто наслаждался тем, что ему все сойдет с рук. В превосходной биографии С. Дж. Тейлора «Апологет Сталина: Уолтер Дюранти: человек Нью-Йорк Таймс в Москве» (Oxford University Press, 1990) видно, как он лжет даже о своем собственном семейном происхождении, утверждая в своей автобиографии, что был единственным ребенком, осиротевшим в десять, ни одно из которых не было правдой: его мать умерла в 1916 году, а его сестра четырнадцатью годами позже осталась старой девой; когда его отец умер в 1933 года он оставил состояние всего в 430 фунтов стерлингов).

 

После окончания учебы в университете он уехал в Париж, где баловался сатанизмом, опиумом и сексом по обе стороны простыней. К тому времени, когда разразилась Первая мировая война, он работал репортером в New York Times и, таким образом, мог избегать настоящих боевых действий. Дюранти, кажется, знал, что ключ к успеху в журналистике часто может заключаться в том, чтобы сначала определить, чего хотят читатели, а затем оценить, как факты могут соответствовать этому. Его репортажи всегда были живыми, в высшей степени читабельными и обычно — но далеко не всегда — имели какое-то отношение к фактам. Тем не менее, он понял, что в американской свободной прессе газеты создаются для того, чтобы приносить деньги их владельцам, а работа репортера состоит в том, чтобы написать что-то, что люди захотят прочитать достаточно, чтобы они пошли и купили газету его работодателя. Это классические отношения между работниками и менеджментом в рыночной экономике: чем эффективнее работник помогает своему работодателю зарабатывать больше денег, тем больше у него шансов получить более высокую оплату, лучшую работу или другие атрибуты мирского успеха.

Для Дюранти эта система, похоже, сработала довольно хорошо. После войны его отправили в новые независимые страны Балтии, а в 1921 году он был одним из первых иностранных репортеров, допущенных в Советский Союз. Это последнее достижение было важным, поскольку Советский Союз никогда не стеснялся осуществлять контроль над тем, кто может приходить и уходить. Западный репортер в Советском Союзе всегда знал, что если кто-то напишет что-то достаточно оскорбительное для советских властей, его вышлют и никогда не позволят вернуться. Таким образом, существовал сильный профессиональный стимул не быть таким человеком. Дюранти понимал это лучше, чем кто-либо другой, но на случай, если кто-то из журналистов забудет эту простую истину, ему должен был напомнить советский пресс-атташе. В годы первой пятилетки главой советской пресс-службы был Константин Уманский (или Уманский: по-французски ему больше нравилось).

Юджин Лайонс, знавший Уманского на расстоянии с тех пор, как он был корреспондентом ТАСС в США, а последний начальником его Иностранного бюро, вероятно, знал этого человечка с черными кудрявыми волосами и золотыми зубами не хуже любого из иностранных корреспондентов. Он охарактеризовал эту систему как скорее компромиссную, когда иностранные корреспонденты иногда поддерживали цензуру, демонстрируя профессиональную солидарность (в конце концов, для Советов было бы слишком большим смущением высылать всех иностранных корреспонденты), часто в духе уступок и компромиссов. Но без разрешения Уманского телеграф просто не стал бы посылать телеграммы.

Более того, убежденная в том, что советский эксперимент намного превосходит слишком очевидные пороки капитализма, огромная часть интеллектуалов Запада отчаянно хотела с надеждой взглянуть на советский эксперимент, который, несмотря на все его неудачи, казалось, предлагал маяк. А в мире, где доступ к ньюсмейкерам часто является единственным фактором между возможностью что-то печатать или нет, доступ к власти сам по себе становится товаром. Как выразился сам Лайонс в своих мемуарах «Путешествие в утопию» (1937), власть была в Москве реальным средством покупки, способным купить то, что нельзя было купить за рубли или доллары. А под властью подразумевались товарищ Сталин, товарищ Уманский, виртуоз комбината, парень, у которого лучший друг дяди имеет двоюродного брата в коллегии ГПУ. Приглашаться на эксклюзивные светские мероприятия, играть в бридж с большими жуками, похлопывать по плечу в редакционной «Правде», польстить светским амбициям жены: такие соблазны эффективнее обуздают язык корреспондента, чем любые угрозы. … Будь то в Москве или Берлине, Токио или Риме, все искушения практикующего репортера направлены на конформизм. Удобнее и, в конечном счете, выгоднее смягчить депешу для читателей за тысячи миль, чем столкнуться с разгневанной цензурой и закрытыми казенными дверями»9.0009

И Лайонс, и Дюранти так хорошо знали правила этой игры, что оба были вознаграждены перед Голодомором, получив интервью с самим Сталиным, Святым Граалем московского корпуса иностранной прессы. Уманский умел награждать и наказывать иностранцев. Возможно, именно поэтому он позже перешел в дипломатический бомонд Вашингтона, округ Колумбия.

Лайонс, приехавший в Россию как американский подхалим-коммунист, а затем ставший разочарованным антикоммунистом, поплатился за это. Его дама-переводчица, кажется, обратила его внимание на статью в газете «Молот» из Ростова-на-Дону, предназначенную для запугивания местных жителей, а не для иностранного потребления, в которой сообщалось о массовой депортации трех украинских казачьих станиц из Кубань. Через девять месяцев после того, как он рассказал эту историю, он навсегда уехал из Советского Союза.

В этот мир вошел молодой английский социалист Малкольм Маггеридж, женившийся на племяннице Сиднея и Беатрис Уэбб, в то время иконы Советского Союза за их работу по превращению советского эксперимента в икону для социалистических интеллектуалов на Западе. Имея такое происхождение, молодой Малькольм и его жена даже продали свою мебель, будучи убежденными, что останутся в Советском Союзе, как он писал для Manchester Guardian. Тем не менее, когда он прибыл, он быстро понял, что пятилетний план — это не совсем то, чем он был надуман.

Возможно, первое знакомство со множеством персонажей, с которыми он столкнулся, было на приеме в британском посольстве в Москве осенью 1932 года, когда он оказался сидящим между старым советским апологетом Анной Луизой Стронг и Великим Дюранти, самым известным иностранным корреспондент своего времени и только что получивший Пулитцеровскую премию. Мисс Стронг, как он писал в своих мемуарах «Хроники потерянного времени» (1972), «была огромной женщиной с очень красным лицом, густыми седыми волосами и настолько глупым выражением лица, что оно приравнивалось к странной красоте». », добавляя, Он продолжает писать: «Дюранти, немного остроумный энергичный человек, был гораздо более противоречивой личностью; Должен сказать, что в Москве о нем говорили больше, чем о ком-либо, особенно среди иностранцев. В его доме, где я был у него раз или два, была русская женщина по имени Катя, от которой, как мне кажется, у него родился сын. Мне всегда нравилось его общество; было что-то энергичное, живое, нелепое в его беспринципности, что делало его настойчивую ложь чем-то захватывающей. Я полагаю, что никто — даже Луи Фишер — не следил за линией партии, за каждым сдвигом и изменением, так усердно, как он. В глазах Умански он был идеален, и его постоянно приводили в пример остальным из нас как пример того, какими мы должны быть.

Это, конечно, отвечало его материальным интересам, чтобы он написал все, что от него хотела советская власть, — что коллективизация сельского хозяйства идет хорошо, нигде нет голодных условий; что чистки были оправданы, признания подлинными, а судебная процедура безупречной. Из-за этого уступчивого отношения — настолько смехотворно фальшивого, что вызывали насмешки у других корреспондентов и даже (советская цензура — Автор ) Подольский, как известно, шутил над ними — у Дюранти никогда не было проблем с получением визы, или дом или интервью с кем угодно».

Такое подчинение режиму, который был одной из двух поистине злых систем двадцатого века, к которым чаще всего применяется термин тоталитаризм, было отмечено налетом объективного анализа и, конечно, не без проницательности — он был первым, кто «Поставить деньги на Сталина», как он выразился, и ему даже приписывают то, что он первым придумал слово «сталинизм» для описания развивающейся Системы — и его всегда было интересно читать, а тем более разговаривать с ним. Он был самым известным иностранным корреспондентом того времени; хорошая квартира в Москве с сожительницей, от которой он действительно родил сына, и восточной служанкой для готовки и уборки; был социальным центром жизни иностранцев в Москве; и, как он выразился, часто ездил за границу, чтобы сохранить чувство новостей.

В то же время в его личном признании того, что он действительно был апологетом, была странная честность. В 1980-х годах, в ходе моего собственного исследования украинского Голодомора, я наткнулся на интереснейший документ в Национальном архиве США — меморандум некоего А. В. Клифота из посольства США в Берлине от 4 июня 1931 года. его паспорт. Г-н Клифот подумал, что для Государственного департамента может быть интересен тот факт, что этот журналист, чьи репортажи вызывали такое доверие, сказал ему, «что, «по согласованию с New York Times и советскими властями», его официальные депеши всегда отражать официальное мнение советского правительства, а не его собственное». Отметим, что сотрудник американского консульства счел особенно важным для своего начальства, чтобы эта фраза, по согласованию с «Нью-Йорк таймс» и советскими властями, была прямой цитатой. Именно за такую ​​журналистскую честность в 1919 году была присуждена Пулитцеровская премия.32.

В мир московской журналистики, в мир, где каждый должен был принять собственное решение относительно моральной дилеммы, сформулированной Лайонсом как «рассказать или не сказать», пришел некий Гарет Джонс, блестящий молодой человек, изучавший русский, с отличием окончил Кембридж и стал советником по внешней политике бывшего премьер-министра Великобритании Дэвида Ллойд Джорджа. В возрасте 25 лет, в 1930 году, он отправился в Советский Союз, чтобы сообщить своему работодателю, что там происходит. Его отчеты считались настолько простыми, что затем были опубликованы в лондонской «Таймс» как «Заметки наблюдателя». В следующем году он вернулся и опубликовал часть материалов под своим именем. Завоевав репутацию честного человека, честно пытающегося докопаться до сути вещей, в 1932 он с предчувствием писал о ситуации с продовольствием, когда люди спрашивали: «Суп будет?»

К началу весны 1933 года о том, что на Украине и на Кубани, две трети населения которых составляли украинцы, свирепствовал голод, в Москве было хорошо известно иностранным дипломатам, иностранным корреспондентам и даже на улице. В ответ на «разоблачения» Лиона региональной официальной советской печати был наложен запрет на выезд иностранных журналистов в указанные районы. Проверив у своих коллег в Москве, что им известно — при том понимании, конечно, что их имена никогда не будут упомянуты, — Джонс решил, что стоит нарушить запрет и купить билет на вокзале в места, пострадавшие в качестве частное лицо, что не запрещалось. Оказавшись там, он применил свой простой, но логичный метод, сойдя с поезда и пройдя несколько часов пешком, пока не убедился, что сбился с проторенной дорожки, и начал разговаривать с местными жителями.

Он провел пару недель, прошел около сорока миль, разговаривал с людьми, спал в их хижинах и был потрясен увиденным. Поспешив обратно в Москву и уехав из Советского Союза, Джонс сначала остановился в Берлине, где дал пресс-конференцию и опубликовал множество статей о трагедии, которую видел своими глазами. «Я шел один через деревни и двенадцать колхозов. Повсюду был крик: «Хлеба нет; мы умираем»…» («Манчестер Гардиан», 30 марта 1933 г.).

Молодой Маггеридж, которому суждено было дожить до глубокой старости и стать одним из самых уважаемых журналистов двадцатого века, поступал примерно так же, рассылая свои депеши через британскую дипломатическую почту и публикуя почти то же самое ранее, но под анонимная подпись к «Заметкам наблюдателя» едва ли вызвала резонанс, потому что его история была неподтвержденным отчетом какого-то неизвестного наблюдателя. Тем не менее, теперь стоял молодой мистер Джонс, доверенное лицо премьер-министров и миллионеров, молодой человек, который смог взять интервью у Гитлера и Муссолини. Здесь г-н Уманский и его начальство в советской иерархии столкнулись с проблемой, которую нельзя было игнорировать. Но у советского чиновничества уже был козырь в рукаве, который наверняка поставит под контроль любых непокорных членов московского пресс-корпуса, зараженных избытком честности, по крайней мере, на время их пребывания.

За пару недель до этого ГПУ арестовало шестерых граждан Великобритании и нескольких россиян по обвинению в промышленном шпионаже. Было объявлено, что открытый суд готовится. Это было новостью. Посадить своих людей на скамью подсудимых — это одно, а обвинить белых мужчин, англичан в мошенничестве — совсем другое. Это обещало стать судом века, и каждый журналист, работающий в газете в англоязычном мире, знал, что это именно та история, за освещение которой редакторы платят им. Быть запертым было бы равносильно профессиональному самоубийству. Дилемма говорить или не говорить никогда не ставилась так жестоко.

Уманский прекрасно понял ситуацию, и Лайон резюмировал то, что произошло, и не нуждается в пересказе: По прибытии из России Джонс сделал заявление, которое, хотя и звучало поразительно, было не более чем кратким изложением того, что корреспонденты и иностранные дипломаты сказали ему. Чтобы обезопасить нас и, возможно, с некоторым намерением повысить достоверность своих отчетов, он делал акцент на своей украинской вылазке, а не на нашем разговоре, как на главном источнике его информации… в годы подтасовки фактов в угоду диктаторским режимам, но мы его низвергли, единодушно и в почти одинаковых формулировках двусмысленности. Бедняга Гарет Джонс, должно быть, больше всех удивился, когда факты, которые он так кропотливо собирал из наших уст, были засыпаны нашим отрицанием.

Сцена, в которой представители американской прессы объединились, чтобы отвергнуть Джонса, свежа в моей памяти. Это было вечером, и Константин Уманский, душа милосердия, согласился встретиться с нами в гостиничном номере корреспондента. Он знал, что у него есть стратегическое преимущество перед нами из-за истории с Metro-Vickers. Он мог позволить себе быть милостивым. Вынужденная конкурентной журналистикой бороться за внутреннюю колею с чиновниками, было бы профессиональным самоубийством поднимать проблему голода в то время. Был долгий торг в духе джентльменского уступки, под сиянием золоченой улыбки Уманского, прежде чем была выработана формула отказа.

Другими словами, в угоду совести мы признали, что дьявол Джонс — лжец. Закончив грязную работу, кто-то заказал водку и закуски, Уманский присоединился к празднованию, и компания не расставалась до утра. Главный цензор был в таком хорошем настроении, что ни до, ни после я его не видел. В ту ночь он проделал большую работу по укреплению позиций большевиков. “

Дюранти возглавил кампанию против Джонса. 31 марта 1933 года «Нью-Йорк Таймс» опубликовала 13-страничную статью, которую можно было изучать в школах журналистики как пример мастерского лавирования между правдой и ложью. Он называется «Русские голодны, но не голодают» и начинается с того, что откровения Джонса помещаются в контекст, который, кажется, все проясняет. В разгар дипломатической дуэли между Великобританией и Советским Союзом по поводу обвиняемых британских инженеров из британского источника появляется большая страшилка в американской прессе о голоде в Советском Союзе, когда «тысячи уже мертвы и миллионы находятся под угрозой смерть от голода».

Статья как будто расставила все по своим местам. Англичане в гневе, а потому даже поверхностные наблюдения за этим умным, но дерзким наивным юношей падали на благодатную почву. Такие «страшилки» появляются регулярно, но правда в том, что ситуация действительно непростая; перекосы в управлении сельским хозяйством действительно имели место, и наиболее провинившиеся чиновники Наркомзема понесли соответствующее наказание.

«На самом деле голода или недоедания не бывает, — объяснил Дюранти, — но очень часто случаются смерти от недоедания. Если урожай не удастся из-за климатических условий, как это было в 1921, России действительно грозит голод. Если этого не произойдет, нынешние трудности быстро забудутся». Да, это, конечно, все объясняло — по крайней мере, достаточно, чтобы Соединенные Штаты признали Советский Союз в ноябре того же года. Более того, на ужине в честь министра иностранных дел СССР Максима Литвинова в роскошном отеле «Уолдорф-Астория» в Нью-Йорке, когда пришло время отдать дань уважения Дюранти, раздались такие оглушительные аплодисменты, что американский критик и жизнерадостный человек Александр Уолкотт написал: : «Похоже, они узнали не только Россию, но и Уолтера Дюранти».

В то время как Дюранти так активно отрицал существование голода на публике, он был вполне откровенен, признавая его наедине. 26 сентября 1933 года в частной беседе с Уильямом Стрэнгом из посольства Великобритании в Москве он заявил: «Вполне возможно, что до десяти миллионов человек могли умереть прямо или косвенно от недостатка продовольствия в Советском Союзе во время войны. прошлый год.»

Кажется, маленькому англичанину действительно все сошло с рук. Но дальнейшая его карьера была постепенным погружением в безвестность и нищету, его Катя в Москве ругала его за то, что он не проявляет интереса к воспитанию их сына, и просила, чтобы он прислал больше денег, то есть, конечно, когда он мог. Он женился на смертном одре в конце сентября 19 года.57. Через неделю, 3 октября, он умер от внутреннего кровоизлияния, осложнившегося эмфиземой легких, в возрасте семидесяти трех лет. Больше о его сыне ничего не известно.

Джонс пытался защитить себя в письме в New York Times, а Малкольм Маггеридж после отъезда из Советского Союза отказался написать письмо в поддержку Джонса, хотя Джонс публично похвалил неподписанные статьи Маггериджа в Manchester Guardian . За сообщение миру о Великом голоде 1919 года взялись различные организации, в основном правые.32-1933, но в течение двух-трех лет проблема отошла на второй план и была в значительной степени забыта.

Гарет Джонс был озадачен. В письме другу, собиравшемуся ехать в СССР, Гарет писал: «Увы! Вы будете очень удивлены, узнав, что безобидный маленький «Йонески» добился чести быть отмеченным человеком в черном списке ОГПУ. и запрещен въезд в Советский Союз. Я слышал, что есть длинный список преступлений, которые я совершил под своим именем в секретной полиции в Москве, и, как ни странно, среди них есть шпионаж. На самом деле Литвинов [советский министр иностранных дел] послал специальную телеграмму из Москвы в советское посольство в Лондоне, чтобы они направили мистеру Ллойд Джорджу самые серьезные жалобы на меня».

Джонс и его сторонники были засыпаны одеялом отрицаний. Когда один за другим американские журналисты покидали Советский Союз, они писали книги об увиденном. Маггеридж написал тонко замаскированный роман «Зима в Москве» (1934), в котором имена были изменены, но было ясно, кто все такие.

Кажется, он только правильно замаскировал Джонса: персонаж, основанный на нем, старший, курящий и пьющий, чего не делал настоящий Джонс. В своих мемуарах Маггеридж, кажется, вообще забыл человека, который фактически раскрыл историю украинского голодомора-голодомора-геноцида под своим собственным именем. Возможно, он чувствовал себя немного виноватым, что его мужество в этой ситуации было не столь велико, как у валлийца, которому не повезло быть убитым в Китае в 1935, вероятно, для того, чтобы помешать ему рассказать миру, что новый штат Маньчжоу-Го далеко не так хорош, как его японские спонсоры хотели, чтобы мир поверил.

Возможно, есть что-то вроде параллели с историей Гарета Джонса. Был еще в 1981 году еще один молодой человек, тогда двадцати девяти лет, новоиспеченный кандидат наук. из Мичиганского университета, нанятый Украинским исследовательским институтом Гарварда для изучения Голодомора. Спустя почти десятилетие, когда Комиссия по голоду в Украине заканчивала работу, ему сообщили, что стипендия, которую ему предложили на учебный год, была сокращена до семестра. Ему некуда было обратиться, и он остановился на этом. «Мы ожидали, что он откажется, но он согласился», — сказал коллега. В следующем году его пригласили на годичную стипендию в Иллинойский университет. Фонд благонамеренных украинцев-американцев был готов пожертвовать миллион долларов, чтобы подарить стул для этого человека. Однако те, кто преподавал русскую и восточноевропейскую историю, подсказали ему, что, хотя они и были бы вполне счастливы взять деньги, кто бы ни получил кресло, это, конечно, не он.

Неизвестно, кто именно играл роль Уманского в этой конкретной истории и подавали ли потом водку, но кнут и пряник очевидны: доступ к научным ресурсам в Москве против запрета на любые исследовательские проекты. В мире, где ряд ученых так же искусно искажают свои журнальные статьи и монографии, как Дюранти освещал в прессе, я испытываю искушение когда-нибудь написать своего собственного аналога «Зима в Москве», основанного на опубликованных работах, которые делают игроков слишком легкими для понимания. различать. Ибо я был тем когда-то молодым человеком. Но, в отличие от Джонса, я нашел место для жизни, женился на женщине, которую люблю, учу и имею, и форум, на котором меня время от времени можно услышать.

Вместо эпилога

Несмотря на пророчества Дюранти, украинцы не забыли, что с ними произошло в 1933 году, а через семьдесят лет Украинско-Канадская ассоциация гражданских свобод и Всемирный конгресс украинцев при поддержке ряда другие ведущие организации украинской диаспоры организовали кампанию по пересмотру вопроса о Пулитцеровской премии Уолтера Дюранти 1932 года с целью лишить его ее. Они отправили тысячи открыток и писем Комитету по Пулитцеровским премиям Колумбийского университета, 709Journalism Building, 2950 Broadway, New York, NY, USA 10027. Мы приглашаем наших читателей, у которых могут быть какие-либо мысли по этому поводу, присоединиться к ним, разумеется, на английском языке. Между тем, из профессиональной любезности редакторы уже разослали эту статью по электронной почте всем членам Комитета Пулитцеровских премий в надежде, что она может помочь им в обсуждении этого вопроса.

Вся история с отрицанием преступлений режима, стоивших миллионов жизней, — одна из самых печальных в истории американской свободной прессы, точно так же, как Голодомор — безусловно, самая печальная страница в истории нации, появление которой на мировое состояние было настолько неожиданным, что даже на английском языке вышла довольно успешная книга «Украинцы: неожиданная нация». И все же было бы уместно, если бы та нация, которую так долго можно было так безопасно игнорировать, а потом появилась так неожиданно, высказалась о судьбе человека, который также стал жертвой так неожиданно, просто за то, что пытался честно выяснить, а затем скажи правду.