Читать онлайн «Лекции по искусству. Книга 1», Паола Волкова – Литрес

© Паола Дмитриевна Волкова, 2018

ISBN 978-5-4485-5250-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Вы держите в руках первую книгу, в которую вошли уникальные лекции профессора искусствоведения Волковой Паолы Дмитриевны, прочитанные ею на Высших курсах режиссеров и сценаристов в период 2011—2012 годов.

Те, кому посчастливилось побывать на лекциях этой удивительной женщины, не забудут их никогда.

Паола Дмитриевна – ученица великих людей, среди которых были Лев Гумилев и Мераб Мамардашвили. Она не только преподавала во ВГИКе и на Высших курсах режиссеров и сценаристов, но и являлась крупнейшим мировым специалистом по творчеству Тарковского. Паола Волкова не только читала лекции, но и писала сценарии, статьи, книги, проводила выставки, рецензировала, вела телевизионные программы по искусству.

Эта необыкновенная женщина была не просто блестящим педагогом, но и великолепным рассказчиком. Через свои книги, лекции, да и просто беседы, она прививала своим студентам и слушателям чувство красоты.

Паолу Дмитриевну сравнивали с Александрийской библиотекой, а ее лекции становились откровением не только для простых обывателей, но и для профессионалов.

В произведениях искусства она умела видеть то, что обычно скрыто от постороннего взгляда, знала тот самый тайный язык символов и могла самыми простыми словами объяснить, что в себе таит тот или иной шедевр. Она была сталкером, проводником-переводчиком между эпохами.

Профессор Волкова была не просто кладезем знаний, она была мистической женщиной – женщиной без возраста. Ее рассказы об античной Греции, культуре Крита, философии Китая, великих мастерах, их творениях и судьбах, были настолько реалистичны и наполнены мельчайшими подробностями и деталями, что невольно наталкивали на мысль, что она сама не просто жила в те времена, но и лично знала каждого, о ком вела повествование.

И сейчас, после ее ухода, у вас есть великая возможность окунуться в тот мир искусства, о котором, возможно, вы даже и не подозревали, и, подобно, странствующему путнику, испытывающему жажду, испить из чистейшего колодца знаний.

Волкова Паола Дмитриевна

Лекция №1. Флорентийская школа – Тициан – Пятигорский – Байрон – Шекспир

Волкова: Смотрю я на ряды поределые…

Студенты: Ничего, зато возьмем качеством.

Волкова: Мне-то что. Это не мне надо. Это вам надо.

Студенты: Мы им все расскажем.

Волкова: Так. У нас очень важная тема, которую мы начали в прошлый раз. Если вы помните, речь у нас шла о Тициане. Слушайте, я вот что хочу спросить: помните ли вы то, что Рафаэль был учеником флорентийской школы?

Студенты: Да!

Волкова: Он был гением и его гениальность очень любопытно сказывалась. Более совершенного художника я не видела. Он – Абсолют! Когда вы смотрите его вещи, то начинаете понимать их чистоту, пластичность и цветность. Абсолютное слияние Платона с Аристотелем. В его картинах есть именно аристотелевское начало, аристотелевский интеллектуализм и аристотелевская концептуальность, идущие рядом с высоким платоновским началом, с таким совершенством гармоничности. Не случайно в «Афинской школе», под аркой, он написал Платона и Аристотеля, идущих рядом, потому что в этих людях нет внутреннего разрыва.

Афинская школа

Свое начало флорентийская школа берет в джоттовской драматургии, где идет поиск определенного пространства и установки на философствование. Я даже сказала бы на поэтическое философствование. А вот венецианцы – это совсем другая школа. Относительно этой школы я взяла вот эту вещь Джорджоне «Мадонна Кастельфранко», где Святой Георгий больше похож на вольтеровскую Жанну Д`Арк.

Взгляните на нее. Флорентийцы не могли так писать Мадонну. Посмотрите, она занята сама собой. Такая духовная изолированность. В этой картине есть моменты, которых безусловно никогда не было раньше. Это рефлексия. Вещи, что связаны с рефлексией. Художник придает внутреннему движению какие-то сложные моменты, но не психологического направления.

Мадонна Кастельфранко

Если суммировать то, что мы знаем о венецианцах и о Тициане, то можно сказать, что в мире, который улавливает Венецию с ее особой жизнью, с ее сложной социальной продуктивностью и исторической бурливостью, то можно и увидать, и ощутить внутреннюю заряженность системы, которая готова вот-вот разрядится. Посмотрите на этот тициановский портрет, что висит в галерее дворца Питти.

Портрет неизвестного с серыми глазами

Но для начала, в нашей интимной компании, я должна признаться, что когда-то была влюблена вот в этого товарища на картине. На самом деле я дважды была влюблена в картины. Первый раз я влюбилась, будучи школьницей. У нас дома находился довоенный альбом Эрмитажа и в нем фигурировал портрет молодого человека в мантии, написанный Ван Дейком. Он написал юного лорда Филиппа Уоррена, которому было столько же лет сколько и мне. И я так была очарована своим сверстником, что, конечно, тут же навоображала про нашу с ним замечательную дружбу. И вы знаете, он уберег меня от мальчишек во дворе – они были вульгарные, драчливые, а здесь такие высокие отношения.

Но, к несчастью, я выросла, а он нет. Это была единственная причина, по которой мы расстались (смех). А вторая моя влюбленность произошла, когда я была студенткой 2-го курса. Я влюбилась в портрет неизвестного с серыми глазами. Мы были неравнодушны друг другу долгое время. Надеюсь, вы одобряете мой выбор?

Студенты: Безусловно!

Волкова: В таком случае, мы перейдем в ту область, которая очень интересна для наших взаимоотношений с искусством или произведениями искусства. Помните, чем мы закончили прошлое занятие? Я сказала, что самоценностью становится сама живописная поверхность картины. Она сама по себе уже и есть содержание картины. И Тициану всегда была присуща вот эта абсолютно живописная самоценность. Он был гений! Что станет с его картинами, если снять изобразительный слой и оставить только подмалевок? Ничего. Его картина останется картиной. Она все равно останется живописным произведением. Изнутри. На внутриклеточном уровне, основе, то что и делает живописца гениальным художником. А внешне она превратится в картину Кондинского.

Сравнивать Тициана с кем-то другим очень сложно. Он прогрессивен. Посмотрите, как он через тень, что падает на стену серебристого тона, живописно связывает этот портрет с тем пространством, в котором живет этот человек. Вы себе даже не представляете, как это сложно писать. Такое удивительное совмещение светлого, серебристо-вибрирующего пространства, этой шубы, которая на него надета, какие-то кружева, рыжеватые волосы и очень светлые глаза. Серо-голубая вибрация атмосферы.

У него есть одна картина, которая висит… не помню где, то ли в Лондоне, то ли в Лувре. Нет, точно не в Лувре, в Национальной галерее Лондона. Так вот, на этой картине сидит женщина с младенцем в руках. И, когда вы смотрите на нее, то вам кажется, что эта картина попала сюда случайно, потому что представить себе, что это работа Тициана просто невозможно. Она написана в манере напоминающей, что-то среднее между Клодом Моне и Писсарро – в технике пуантилизма, которая и создает это самое дрожание всего пространства картины. Вы подходите ближе и не верите своим глазам. Там уже не видно ни пяточек, ни мордочки младенца, а видно только одно – он переплюнул Рембрандта в свободе. Не случайно Василий Кондинский сказал: «Есть только два художника в мировом искусстве, которых я могу называть абстрактными живописцами. Не беспредметными – они предметны, а абстрактными. Это Тициан и Рембрандт». А почему? Потому что, если до них вся живопись вела себя как живопись, окрашивающая предмет, то Тициан включил момент окраски, момент живописи, как колорита, не зависящего от предмета. Как, например, «Св. Себастьян» в Эрмитаже. Когда вы подходите к нему очень близко, то кроме живописного хаоса не видно ничего.

Есть живопись, которую вы, стоя перед холстом, можете смотреть бесконечно. Ее очень сложно передать словами, потому что идет совершенно произвольное импрессионистическое считывание, считывание персонажей или личностей, которых он пишет. И без разницы на кого вы смотрите: на Пьеро делла Франческо или на герцега Федерико да Монтефельтро.

Св. Себастьян

Федерико да Монтефельтро

Здесь всего лишь видимость считывания. Здесь есть что-то многоосмысленное, потому что не возможно однозначно дать полную характеристику человека, из-за того, что есть энергетика и то, что каждый из нас обнажает или прячет в себе. Это все сложный текст. Когда Тициан пишет мужской портрет, он выделяет лицо, жест, руки. Остальное, как бы спрятано. На этой драматургии строится и все остальное.

Но, вернемся снова к портрету неизвестного мужчины с серыми глазами. На самом деле это Ипполито Риминальди. Посмотрите, как он держит перчатку. Словно кинжал. Вы сталкиваетесь не с персонажем, а с очень сложной личностью. Тициан очень внимателен к своим современникам. Он их понимает и, когда создает их образы, то заставляет говорить их с нами на особом тициановском языке. Он создает в живописи необычайный исторический мир и портрет Риминальди – это нечто невероятное. Ведь мощь и непроходящую актуальность этого исторического полотна можно сравнить только что с Шекспиром.

А посмотрите на портрет Павла III и двух его племянников. Я видела эту картину в подлиннике. Это невероятное зрелище! Она словно написана кровью, только в различных тонах. Ее еще называют красной, и она искажает то цветовое решение, что Тициан задал картине. Впервые, цвет из определения формы: чашка, цветок, рука, становится содержанием формы.

Павел III и племянники

Студенты: Паола Дмитриевна, а что, сам холст?

Волкова: Сейчас расскажу. Там идет очень большое искажение. Вы видите, что красный цвет является доминирующим? Но вы даже не увидите, каких цветов ноги и занавеска. Вы просто не воспринимаете этот цвет, потому что в «корыто с кровью» добавлена густота. Кровавый век, кровавые дела.

Студенты: Кровавые сердца.

Волкова: Кровавые сердца. И жестокие сердца. Вообще кровавая связь времен. Возьмем ту же занавеску. Кажется, что ее пропитали кровью людей, животных, кого-то еще, а затем сырой и повесили. Когда смотришь оригинал, то, поверьте мне, становится страшно. Психически тяжело. У Папы тень на юбке. Видите? Подходите и такое ощущение, что этот материал хватали кровавыми руками. Тут все тени красные. А какой слабой и старчески-гнилой смотрится пелерина… В ней такое бессилие. Фон, пропитанный кровью…

Студенты: А, кто стоит рядом с папой?

Волкова: Ответ в самом названии (смех). Племянники. Тот, что стоит за спиной у Папы – кардинал Арсений, а тот, кто справа – Ипполит. Знаете, очень часто кардиналы называли племянниками своих собственных детей. Они заботились о них, помогали сделать карьеру.

Посмотрите, какая у кардинала Арсения на голове шапочка, какое бледное лицо. А этот тип справа? Это что-то! У него морда красная, а ноги фиолетовые! И Папа сидит, как в мышеловке – ему некуда податься. За спиной Арсений, а сбоку прямо настоящий шекспировский Яго, как будто подкрадывается неслышными шагами. И Папа его боится. Смотрите, как он голову в плечи вжал. Тициан написал страшную картину. Какая драматургия! Настоящая сценическая драматургия и он выступает здесь не как драматург Тициан, а как рассказчик, как Шекспир. Потому что он того же уровня и того же накала, и понимает историю не как историю фактов, а как историю действий и дел. А история твориться на насилии и на крови. История – это не семейные отношения и, конечно, это доминанта Шекспира.

Студенты: Можно вопрос? А Папа заказал именно такую картину? Кровавую?

Волкова: Да, представьте себе. Причем он Папу еще страшнее писал. В Толедо, в Кафедральном соборе, есть огромная галерея и в ней хранится такой страшный портрет Папы. Это вообще просто какой-то ужас-ужас-ужас. Сидит «Царь-кощей над златом чахнет».

Павел III

У него такие пальцы тонкие, сухие руки, вжатая голова, без шапки. Это что-то страшное. И вот представьте себе, проходит время, картина принимается и происходит замечательное событие. Этот Ипполит топит в Тибре своего братца-кардинала, того самого, которого Тициан написал с лицом бледным, как у великомученика. Он его убил и бросил в Тибр. Почему? А потому что тот стоял на его пути к кардинальскому продвижению. После чего, спустя какое-то время, Ипполит сам становится кардиналом. А потом ему захотелось стать Папой, и он шелковым шнурочком удушает Павла III. У Тициана провидения были просто потрясающие.

Вообще, все показать невозможно и портреты у него разные, но, чем старше становится Тициан, тем более удивительными они делаются по живописи. Посмотрим портрет Карла V, который висит в Мюнхене.

Говорят, что когда Тициан писал его, Карл подавал ему кисти и воду. Это огромный и вертикальный портрет. Карл сидит в кресле, весь в черном, такое волевое лицо, тяжелая челюсть, вжатая голова. Но присутствует какая-то странность: хрупкость в позе и, вообще, он какой-то плоский, исчезающий. По форме нарисован вроде торжественно, но по существу очень тревожно и очень болезненно. Этот серый пейзаж: размытая дождем дорога, понурые деревья, вдали маленький то ли домик, то ли хижина. Удивительный пейзаж, видимый в проеме колонны. Неожиданный контраст между торжественностью портрета и очень странным, нервическим состоянием Карла, который вовсе не соответствует его положению. И это тоже оказалось пророческим моментом. Что здесь не так?

Карл V

В основном все написано одним цветом, присутствует красная дорожка или ковер – сочетание красного с черным. Гобелен, колонна, а там не понятно: окно не окно, галерея не галерея и этот размытый пейзаж. Хижина стоит и все серое, унылое, как на поздних полотнах Левитана. Прямо нищая Россия. Такая же грязь, осень, неумытость, неприбранность, странность. А ведь Карл V всегда говорил, что в его стране никогда не заходит Солнце. У него есть Испания, в кармане Фландрия, он – Император всей западно-римской империи. Всей! Плюс колонии, что работали и возили товары пароходами. Огромное пиратское движение. И такие серые краски на портрете. Как он себя чувствовал в этом мире? И что вы думаете? В один прекрасный день, Карл составляет завещание, в котором делит свою империю на две части. Одну часть, в которую входят Испания, колонии и Фландрия, он оставляет сыну – Филиппу II, а западно-европейскую часть империи, он оставляет своему дяде – Максимилиану. Никто, никогда так не поступал. Он был первый и единственный, кто неожиданно отрекся от престола. Почему он себя так ведет? Чтобы после его смерти не было междоусобиц. Он боялся войны между дядей и сыном, потому что очень хорошо знал и одного, и другого. А что дальше? А дальше он устраивает собственные похороны и, стоя у окна, смотрит, как его хоронят. Проследив за тем, что похороны прошли по высшему разряду, он после этого сразу уходит в монастырь и принимает постриг. Там он еще какое-то время живет и работает.

Студенты: А Папа дал на это свое согласие?

Волкова: Он его и не спрашивал. Он умер для всех. Тот даже пикнуть бы не посмел.

Студенты: А, что он делал в монастыре?

Волкова: Выращивал цветы, занимался огородом. Садоводом стал. Мы вернемся к нему еще раз, когда будем говорить о Нидерландах. Не понятно, то ли пейзаж Тициана так подействовал на него, то ли Тициан, будучи гениальным человеком, увидел в окне то, что не видел еще никто, даже сам Карл. Окно – это ведь всегда окно в будущее. Не знаю.

Работы Тициана надо видеть. Репродукция очень сильно отличается от подлинника, потому что последний есть самая утонченная и сложная живопись, какая только может быть на свете. С точки зрения искусства или той нагрузки, что может взять на себя искусство или той информации, которую живописец может нам дать. Он, как и Веласкис, является художником номер один. Человек в полном алфавите своего времени описывает это время. А как еще может человек, живущий внутри времени, описать его извне? Он благополучен, он обласкан, он первый человек Венеции, равен Папе, равен Карлу и люди, жившие рядом с ним, знали это, потому что он кистями своими дарил им бессмертие. Ну, кому нужен Карл, чтобы о нем говорили каждый день?! Так ведь говорят, потому что он кисти подавал художнику. Сколько экскурсий водят, столько и рассказывают о нем. Как написал Булгаков в «Мастере и Маргарите»: «Тебя помянут и меня тоже вспомнят». А кому иначе нужен Понтий Пилат? А так, в финале они идут рядышком по лунной дорожке. Поэтому Ахматова и сказала: «Поэт всегда прав». Это ей принадлежит эта фраза.

И художник всегда прав. И в те далекие времена Медичи понимали, кто такой Микеланджело. И Юлий Второй это понимал. И Карл понимал, кто такой Тициан. Писателю нужен читатель, театру нужен зритель, а художнику нужен персонаж и оценка. Только тогда все получается. И ты сможешь написать Карла V именно так, а не иначе. Или папу Павла III и он примет это. А если нет читателя и зрителя, если есть только Глазунов, перед которым сидит Брежнев, то не будет ни-че-го. Как говорил брехтовский герой, обучавший Артура актерскому мастерству: «Я могу сделать вам любого Бисмарка! Только вы скажите, какой Бисмарк вам нужен». А им все время хочется и такого, и сякого. Видно, что идиоты. А вы спрашиваете, принял ли он. А вот потому и принял. Масштаб определенный, как и эпоха. Не существует Тициана в пустоте. Не существует Шекспира в пустоте. Все должно быть на уровне. Должна быть среда личности. Историческое время, заряженное каким-то определенным уровнем характеров и проявлений. История и творения. Они сами были творителями. И хотя здесь работает масса компонентов, но при этом никогда и никто не мог писать, как Тициан. Просто по осмыслению формы и речи, в данном случае у Тициана, впервые цвет не является конструкцией, как у Рафаэля, а колорит становится психологической и драматургической формой. Вот какая интересная вещь. То есть живопись становится содержанием.

Возьмем тот же «Конный портрет» Карла V в Прадо, который очень интересно повешен. Когда вы стоите перед лестницей, ведущей на второй этаж, он висит прямо перед вами. Какими словами можно описать это потрясение? Образ невероятный! А ведь я прекрасно знаю эту картину. Человек, который есть внутри истории. Две точки скрещиваются в нем: изнутри и снаружи. Тициан-современник, живущий в то время, описал своей провидческой интуицией этого полководца, как Всадника Смерти. И больше ничего. Великий полководец, великий король, черная лошадь, опять этот красный цвет, алый цвет крови кровавой истории: на копье, на лице, на латах, на этих крашеных страусиных перьях, вошедших в то время в моду. Закат, пепел и кровь. Не восход, а закат. Он пишет на фоне пепельно-красного заката. Все небо – это пепел и кровь. Вот вы стоите перед картиной и понимаете, что перед вами не только портрет человека, но некое глобальное осмысление, до которого Пикассо поднимется только в двадцатом веке. И, конечно, с ним в живопись приходит очень многое, в том числе из Джорджоны. Это целое направление в искусстве, целый жанр, новый – жанр обнаженного тела, в котором много чего сочетается. И повторюсь, что все равно вы никогда не сможете увидеть и понять всего полностью… Вот это, что такое? Это что за барышня такая?

«Конный портрет» Карла V

Студенты: Это Мане! Олимпия!

Волкова: Ну, конечно. Разумеется. Что вы скажите об этом? Имеет ли это отношение к Тициану?

«Олимпия» Эдуарда Мане – начало европейской живописи. Не изобразительного искусства, а живописи. На ней он изобразил феминистку – настоящую, новую женщину того времени, которая могла обнаженной позировать перед художником – герцогиню Изабеллу Теста. Это было время, когда куртизанки правили миром. И она – герцогиня Урбинская, словно говорит нам: «Я не только очень современная женщина, но для меня большая честь быть куртизанкой».

Олимпия – Мане

Куртизанками того времени были женщины не из грязных предместий. Нет! Они были гетерами: умными, образованными, умеющими себя преподнести, дающими импульс обществу. Высший импульс! У них были свои клубы или салоны, где они принимали своих гостей.

Мане писал авторские копии. Не по мотивам, а авторские копии. Жест руки, служанка, браслетик, цветок. Он делал ЕЕ героиней своего времени.

Викторина Меран была известнейшей куртизанкой и возлюбленной Мане.

Он часто писал эту раскованную женщину, а в параллель ей шли замечательные романы Золя, Бальзака, Жорж Санд и то, что они описывали, были не просто нравы, не просто история в литературе, а высокие, очень чувствительные инструменты времени. Вернуться назад, чтобы идти вперед! Мане абсолютно плакатно говорил: «Иду туда, чтобы выйти там. Я иду назад, чтобы выбросить искусство вперед!» Мане двигается за Тицианом. Почему он идет за ним? Потому что это точка, от которой отправляются поезда. Он возвращается к этой точке, чтобы идти вперед. Как говорил замечательный Хлебников: «Для того, чтобы выйти вперед к верховью, мы должны подняться в устье». То есть к истоку, откуда течет река.

Олимпия – Тициан

Викторина Меран

Я думаю, что вам все понятно.

Пикник

Секреты Тициана не знал никто. То есть знали, что он пишет, но не могли понять в чем там дело. А его тени – это настоящая загадка. Холст грунтованный определенным цветом, который аж просвечивается. И это необыкновенное волшебство. С возрастом Тициан писал все лучше и лучше. Когда я впервые увидала «Св. Себастьяна», то должна сказать честно, не могла понять, как это написано и до сих пор никто этого не понял.

Св. Себастьян

Когда ты стоишь от картины на определенном расстоянии, то понимаешь, что нарисовано, а вот когда подходишь близко, то ничего не видно – там сплошное месиво. Просто живописное месиво. Он краску месил рукой, на ней видны следы его пальцев. И этот Себастьян очень отличается от всего, что писалось ранее. Здесь мир ввергается в хаос и краска, которой он пишет, одного цвета.

Вы видите абстрактную живопись, потому что цвет живописи не выделяется. Она сама по себе и есть содержание. Это удивительный крик и это крик пустоты, но не думайте, что все это случайно. Вторая половина 16 века, конец 16 века – это было время особенное. С одной стороны это была величайшая точка развития гуманизма искусства и европейского гения и науки, потому что были Галилей и Бруно. Вы даже не представляете себе, кем был Джордано Бруно! А он был первый, кто занимался Гренландией и ее исследованием, кто говорил то, к чему только сейчас подходит наука. Он был очень дерзким. С другой стороны, пуританство, инквизиция, Орден иезуитов – это все уже работало и внутри того напряженного и сложного творческого состояния. Кристаллизуется международное сообщество. И я бы сказала: сообщество левых интеллигентов. Как интересно, они практически все были в контрах реформации. Можете себе представить? Они все были против Мартина Лютера. Шекспир был безусловно католиком и сторонником партии Стюарта. Это, вне всякого сомнения. Даже не англиканом, а именно сторонником партии Стюартов и католиком.

Дюрер, который происходил из первого протестантского и совершенно обывательского города Нюрнберга, являлся самым ярым противником Мартина Лютера, и когда тот умер, то Вилли Байт принц Геймер (?), что переписывался с его очень большим другом геометром Чертогом, писал: «Мартина Лютера убила его собственная жена. Он не умер своей собственной смертью – это они виновны в его смерти».

То же самое и Микеланджело. Вы не думайте, что они жили, ничего не зная друг о друге. Они входили в очень интересное сообщество, во главе которого стоял Ян ван Ахен, и которого мы знаем, как Иероним Босх. И он был главой этого круга людей, которые называли себя адамиты и были апокалиптиками. Они себя не афишировали, и мы узнали о них относительно недавно, а вот Булгаков знал о них. Когда я буду читать Босха, а он кроме «Апокалипсиса» и «Страшного Суда» ничего больше не писал, то почитаю вам Булгакова. У него очень много цитат из Босха. И именно на адамитской теории написано «Собачье сердце» и я это буквально докажу. Картина искусства и жизни в достаточной степени сложна.

Вы знаете, что под конец жизни Микеланджело в той же Сикстинской капелле, где он расписывал потолок, написал на стене «Страшный Суд»? И они все стали писать «Страшный Суд». Стали писать трагический финал, апокалипсис. Не «Поклонение волхвов», а апокалипсис. Они его осознавали. Они ставили дату, когда он начался. Это была определенная группа людей. Но имена каковы! Дюрер, Леонардо – все. Центр этого сообщества находился в Нидерландах. Они писали послания папам. Это мы живем в невежестве и не знаем, что делалось в мире, потому что история, которую мы читаем, пишется или невежественно, или идеологически. Когда я получила доступ к настоящей литературе, то изумилась, до какой степени, с одной стороны, в нашем представлении история линейна, а с другой, уплощена. А она не такая. Любая точка истории сферична и 16 век – это кристалл с огромным количеством граней. Там множество тенденций. И для этой, особой группы людей, Страшный Суд уже наступил.

Почему они так считали? Они аргументировали это не просто так. Эти люди были сплочены и знали о настроениях друг друга. В книге Вазария о жизнеописании итальянских художников есть только один художник, не итальянец – это Дюрер, который постоянно жил в Италии. Иногда у себя дома, но в основном в Италии, где ему было хорошо. Домой он ездил по делам, где оставлял путевые дневники, записки и прочее, но он был глубоко связан с обществом. По времени они жили друг от друга с небольшим разрывом, но в порядке идей, образа жизни, очень горького наблюдения и разочарования, которое проходило через них, они воспринимаются прямыми современниками.

9 лучших книг Паолы Волковой об искусстве

Лекции по истории искусств Паолы Волковой прославились в 60-х годах. Она читала их во ВГИКе и на Высших сценарных и режиссерских курсах. Остроумную и элегантно одетую преподавательницу знал весь российский кинематограф. Она воспитала несколько поколений режиссеров и сценаристов. Позже ее книги и цикл лекций «Мост над бездной» на телеканале «Культура» влюбили в живопись широкую публику.  

Сегодня вы сами можете оценить мастерство рассказчика, живой ум и воображение знаменитой преподавательницы. Книги Паолы Волковой об искусстве разбиты по эпохам, направлениям и даже коллекциям музеев. Они подходят для читателей разного возраста и уровня подготовки. Собрали для вас лучшие из них.

1. «Шедевры живописи. По лекциям Паолы Волковой»

Эта книга охватывает жизнь и творчество четырнадцати выдающихся живописцев Европы. Среди них — Иероним Босх, Леонардо да Винчи, Рафаэль Санти, Тициан Вечеллио, Эль Греко, Рембрандт ван Рейн и другие. Еще ученики Паолы Волковой восхищались ее эрудицией и памятью. Она рассказывала о художниках такие подробности, будто жила в их время и знала их лично. 

Особенность этого издания — иллюстрации высокого качества, в том числе мельчайшие детали крупным планом. Книга подойдет для широкого круга читателей.

2. «Мост через бездну: полная энциклопедия всех направлений и художников»

Это самое полное собрание лекций Паолы Волковой об искусстве. Они легли в основу знаменитой телепрограммы «Мост над бездной», которую преподавательница вела в 2011–2012 годах. Название символизирует связь между разными культурами, благодаря которой состоялась наша цивилизация. 

Книга состоит из пяти циклов лекций: «Комментарий к античности», «В пространстве христианской культуры», «Мистики и гуманисты», «Великие мастера» и «Импрессионисты и ХХ век». Советуем ее студентам, преподавателям и всем, кто хочет углубиться в историю искусства.

3. «Полная история искусства: курс лекций»

Это сокращенное собрание лекций Паолы Волковой. В него попали три ее цикла, важных для понимания европейской живописи. В «Комментарии к античности» искусствовед объясняет связи между старым и новым. Вторая часть — «Мистики и гуманисты» — посвящена Возрождению. Третья рассказывает об импрессионистах. 

К каждой части прилагается небольшой альбом иллюстраций. Книга написана популярно, но Паола Волкова советует ее тем, кто уже обладает базовыми знаниями в искусстве.

4. «Средневековье: большая книга истории, искусства, литературы»

Это всестороннее исследование эпохи, где искусство рассматривают неотрывно от политической и общественной жизни стран. Историк Наталья Басовская рассказала о событиях тех времен через жизнеописания известных людей. А Паола Волкова объяснила, почему средневековое искусство стало именно таким и как оно повлияло на будущие поколения. 

Чтобы читатель почувствовал дух времени, в книгу также включили отрывки ключевых произведений этой эпохи — «Божественную комедию» Данте Алигьери, рыцарский роман «Тристан и Изольда» и «Сумму теологии» Фомы Аквинского.

СОВЕТУЕМ ПРОЧИТАТЬ

«Всеобщая история искусств»

Это переиздание легендарной книги Петра Гнедича 1885 года. Он был первым российским автором, который изложил в одной книге всемирную историю искусств, включая особенности архитектуры, скульптуры, живописи, быта, нравов и одежды всех народов с древнейших времен. В нее вошли уникальные изображения всего лучшего, что было создано человеком за все времена. А страницы украсили фронтиспис и буквицы из прижизненных изданий автора.

5. «От Джотто до Тициана. Титаны Возрождения»

Возрождение пришло на смену Средним векам и стало временем расцвета западной культуры. В разных странах оно отличалось по духу. Если Северный Ренессанс в Нидерландах и Германии Паола Волкова называет миростроительным, то итальянский — человекостроительным. 

Искусствовед разобрала все периоды эпохи и объяснила, почему художники того времени были философами. Книга подойдет для широкого круга читателей.

6. «От Босха до Брейгеля. Корабль дураков»

Эта книга Паолы Волковой охватывает творчество художников Северного Ренессанса — немцев и голландцев. Среди них — Ян ван Эйк, Иероним Босх, Альбрехт Дюрер, Питер Брейгель Старший и Маттиас Грюневальд. Искусствовед доказала, что они создали собственную школу живописи, которая отличались от видения итальянских мастеров.  

Это переработанные и дополненные лекции Паолы Волковой, которые подойдут даже неподготовленному читателю.

7. «От Мане до Ван Гога. Самая человечная живопись»

История импрессионизма охватывает всего 12 лет. Она началась в 1874 году, когда Клод Моне представил свое знаменитое «Впечатление». Эдуард Мане, Эдгар Дега и Огюст Ренуар, Анри де Тулуз-Лотрек, Поль Гоген… Паола Волкова рассказала, как импрессионисты совершили революцию в живописи и почему они навсегда изменили наш взгляд на мир. 

В основу книги Паолы Волковой легли ее лекции. Текст переработали и дополнили так, чтобы он был интересен и понятен широкому кругу читателей.

8. «От Боттичелли до Караваджо. 100 шедевров Уффици»

Эта книга подготовит вас к походу в один из самых посещаемых музеев мира. Галерея Уффици во Флоренции хранит богатейшее собрание итальянской живописи XIII–XVIII веков. Среди них — картины Пьеро делла Франческа, Сандро Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэля, Тициана и Караваджо. В книге Паола Волкова прокомментировала сто лучших картин галереи.

9. «Художники. Искусство детям»

Чтобы дети не заскучали, автор сосредоточилась на самом захватывающем срезе истории искусства. Поэтому в книгу не попали Древний мир и Средневековье. Лектор начинает рассказ с Проторенессанса и движется дальше к Возрождению, импрессионизму и ХХ веку. 

Автор простым и живым языком объясняет искусствоведческие термины, говорит об основных событиях в истории живописи, иллюстрирует их репродукциями. В конце для удобства прилагается словарь.

13.08.2022 г. Книги

29.01.2020 г. Книги

Расскажите друзьям:

Отправьте новость
на email:

Политика публикации отзывов

Приветствуем вас в сообществе читающих людей! Мы всегда рады вашим отзывам на наши книги, и предлагаем поделиться своими впечатлениями прямо на сайте издательства АСТ. На нашем сайте действует система премодерации отзывов: вы пишете отзыв, наша команда его читает, после чего он появляется на сайте. Чтобы отзыв был опубликован, он должен соответствовать нескольким простым правилам:

1. Мы хотим увидеть ваш уникальный опыт

На странице книги мы опубликуем уникальные отзывы, которые написали лично вы о конкретной прочитанной вами книге. Общие впечатления о работе издательства, авторах, книгах, сериях, а также замечания по технической стороне работы сайта вы можете оставить в наших социальных сетях или обратиться к нам по почте [email protected].

2. Мы за вежливость

Если книга вам не понравилась, аргументируйте, почему. Мы не публикуем отзывы, содержащие нецензурные, грубые, чисто эмоциональные выражения в адрес книги, автора, издательства или других пользователей сайта.

3. Ваш отзыв должно быть удобно читать

Пишите тексты кириллицей, без лишних пробелов или непонятных символов, необоснованного чередования строчных и прописных букв, старайтесь избегать орфографических и прочих ошибок.

4. Отзыв не должен содержать сторонние ссылки

Мы не принимаем к публикации отзывы, содержащие ссылки на любые сторонние ресурсы.

5. Для замечаний по качеству изданий есть кнопка «Жалобная книга»

Если вы купили книгу, в которой перепутаны местами страницы, страниц не хватает, встречаются ошибки и/или опечатки, пожалуйста, сообщите нам об этом на странице этой книги через форму «Дайте жалобную книгу».

Если вы столкнулись с отсутствием или нарушением порядка страниц, дефектом обложки или внутренней части книги, а также другими примерами типографского брака, вы можете вернуть книгу в магазин, где она была приобретена. У интернет-магазинов также есть опция возврата бракованного товара, подробную информацию уточняйте в соответствующих магазинах.

6. Отзыв – место для ваших впечатлений

Если у вас есть вопросы о том, когда выйдет продолжение интересующей вас книги, почему автор решил не заканчивать цикл, будут ли еще книги в этом оформлении, и другие похожие – задавайте их нам в социальных сетях или по почте [email protected].

7. Мы не отвечаем за работу розничных и интернет-магазинов.

В карточке книги вы можете узнать, в каком интернет-магазине книга в наличии, сколько она стоит и перейти к покупке. Информацию о том, где еще можно купить наши книги, вы найдете в разделе «Где купить». Если у вас есть вопросы, замечания и пожелания по работе и ценовой политике магазинов, где вы приобрели или хотите приобрести книгу, пожалуйста, направляйте их в соответствующий магазин.

8. Мы уважаем законы РФ

Запрещается публиковать любые материалы, которые нарушают или призывают к нарушению законодательства Российской Федерации.

НАМ БЫЛО СЧАСТЛИВО Интервью с креативным продюсером Анной Верхоланцевой о ее жизни и опыте в Vogue и Glamour, публикациях и цветах.

Расскажите немного о своем опыте в сфере моды.

Сколько себя помню, я всегда любил моду и искусство, поэтому я посещал художественную школу. Будучи студентом, я любил ходить в музеи; Я мог смотреть на картины часами. Моими любимыми были голландские мастера: натюрморты и цветы. Когда первые глянцевый Журнал Cosmopolitan вышел в России, я был вне себя от радости и прочитал его от корки до корки. Понравились фотографии и атмосфера; Меня захватила прекрасная жизнь там. Я люблю журналы, всегда храню их и считаю своей библией. Помню, во время учебы в Лондоне я подумал, что если бы мне пришлось выбирать между покупкой обеда или тратой денег на журнал Vogue, я всегда выбирал второе. Я много читал о моде и культуре: Паола Волкова и ее лекции по истории искусства, работы о русской культуре философа Юрия Лотмана, Умберто Эко и его история безобразия и красоты — вот книги, которые подогревали мою страсть к моде. Я понял, что именно через моду можно по-настоящему понять дух времени той или иной эпохи.

Как вы стали продюсером таких известных изданий, как Vogue и Glamour?

Еще учась в университете, мне посчастливилось пройти стажировку в Conde Nast. Я работал у Тани Долматовской, продюсера журнала. Вот как я начал. Сначала я был стажером, потом стал помощником продюсера журнала Vogue. С певицей Софией Ротару мы снимались в Алупкинском дворце, а с актрисой Ириной Скобцевой — на ступенях Пушкинского музея в Москве. Мои личные достижения на этой съемке в музее? Впервые за много лет убрали ковер с парадной лестницы, и это сделал я! Невероятно, что можно сделать и что можно сделать для идеального снимка. Я также никогда не забуду, когда мы делали обложку со всемирно известной актрисой Ренатой Литвиновой. Мы впервые привезли Питера Фараго из агентства CAMERA Link в Россию. Я закончила юридический факультет Высшей школы экономики на съемках самой первой обложки Glamour Russia. Тогда я уже был продюсером, а фэшн-директором была Маша Федорова, которая со временем стала главным редактором Vogue Россия. Все было новым; мы все росли профессионально вместе. Было очень интересно узнать все азы: как работает индустрия моды, когда проходят показы, какие существуют форматы фотосессий, как привозить в Россию зарубежные команды фотографов.

Какие самые интересные проекты вы делали там?

Несколько проектов для меня вообще особенные, так как на них было потрачено много времени. Первое, что приходит на ум, это съемка, которую мы сделали к 5-летию Glamour Russia. На самом деле мы сделали 5 разных каверов, чтобы изобразить это событие. Патрик Демаршелье впервые снимался в России. Вы можете себе представить, что этот проект нужно было снимать 3 и 4 июля, в День Независимости, и я лично уговаривал его работать в эти дни. Проект получился еще более сногсшибательным, так как некоторые российские модели, выбранные для этой съемки, принесли Патрику мировую известность: Милла Йовович, Ольга Куриленко, Ксения Сухинова, Марина Линчук и героиня нашего первого кавера на Glamour певица Алсу — все были запечатлены. по его объективу. Тираж был разделен на 5 частей и отпечатан с разными обложками. Уже работая в Vogue в качестве ответственного редактора, я курировала съемку олимпийской чемпионки по художественной гимнастике Алины Кабаевой для обложки января 2011 года, и пока это была ее единственная обложка модного журнала. Также не могу не вспомнить съёмки с Mert & Marcus для пятнадцатилетия Vogue Россия: проект был сложным и дорогим, но в результате получилось 7 отличных фотографий.

Вы работали со знаменитостями моды?

Мне посчастливилось работать со многими известными личностями и общественные деятели , но больше всего меня впечатлила Анна Харви, модный редактор Vogue UK и личный стилист принцессы Дианы. Начав с нуля, она возглавила офис новых рынков Conde Nast, в который входила и наша русскоязычная редакция, поэтому ее советы повлияли на меня и дали возможность профессионального роста. Я также горжусь тем, что работал с такими выдающимися фигурами индустрии моды, как Карина Добротворская и Виктория Давыдова. Многие люди, с которыми я работал, сделали прекрасную карьеру в разных странах: например, Аня Зюрова. Я в восторге от успехов Ани и в то же время горжусь возможностью участвовать в ее проектах. В ноябре 2018 года в Лос-Анджелесе мы снимали обложку Vogue Poland с актрисой Джоанной Кулиг, номинанткой на Оскар 2019. для фильма «Холодная война». И как мне забыть истории за кадром, вроде того, когда мы снимались с Машей Федоровой для Glamour. Идея заключалась в том, чтобы провести фэшн-съемку зимой и показать поезд на заднем плане. Я выбрал вокзал недалеко от города Кратово, недалеко от Москвы, где у нас был доступ к старому поезду.   Съемки были в декабре и мы рассчитывали на снег, но погода не содействовала: снега не было. Я вытащил бригаду из киностудии, и буквально за час все засыпало снегом и инеем. Декорации были красивые, и Егор Заика отлично снимал.

Вы стали опытным фэшн-продюсером. В чем ваш секрет успешной фэшн-съемки?

Чтобы добиться успеха, нужно все продумать заранее и спланировать: понять роль каждого члена команды и сделать так, чтобы на площадке было комфортно всем: от фотографа, до парикмахеров и визажистов и самое главное ваши модели. Что действительно оказывается самым важным, так это вовремя накормить всех, принимая во внимание диетические потребности каждого. В этом секрет счастливой команды.

Как вы думаете, почему так много людей начинают свой творческий бизнес после работы в модном журнале? Вы стали флористом. Как это произошло?

Работая над набором вы все больше и больше погружаетесь в процесс творчества и уже не можете остановиться. Работая стажером в Vogue, я не могла налюбоваться цветами, которые принесли легендарному редактору Алёне Долецкой. Именно тогда я начала учить названия цветов и восхищаться красивыми сочетаниями. Я заметил, что во многих съемках были задействованы цветы, так как они делают общую картину более гармоничной и более стильные. Так что неудивительно, что в 2014 году я начала изучать флористику и решила пройти два курса в Америке у знаменитых Сары Виндворд @sarahwinward и Мэдисон Хартли @hart_floral. Затем я начала делать цветы на фотосессиях, а также для своих друзей. Со временем я собирал книги и исследовал архивы многих журналов , таких как Brides и Vogue.  Все эти вещи вдохновили меня и ценных источников, которые сформировали мое творчество. Сочетание производства и флористики для меня идут рука об руку и формируют мое видение.

О чем вы мечтали, когда начинали свою карьеру? Как вы думаете, вы достигли этого сейчас?

Когда я начинал работать, я хотел, чтобы люди видели результат моей работы: я хотел, чтобы они чувствовали положительные эмоции своей души и стремились к утонченной красоте. Наблюдать за их реакцией и вместе радоваться — вот чего я хотел добиться. У меня сейчас новый этап, так как я считаю, что у искусства нет национальности. Я безмерно благодарна за возможность участвовать в международных проектах и ​​дарить радость как можно большему количеству людей!

Интервью – Галина В. Волкова – Белградская художественная студия онлайн-резиденция – Белградская художественная студия-резиденция

Как вы начали интересоваться искусством? Что мотивирует вас творить?

Трудно определить начальную точку. Кажется, что искусство всегда было неотъемлемой частью моей жизни. С самого детства я познакомился с множеством художественных коллекций, экспозиций и презентаций в местном Музее изобразительных искусств в моем родном городе, а также имел возможность наблюдать за работой профессиональных художников, работающих над картинами промышленного масштаба; искусствоведы и редакторы, сохраняющие и исследующие коллекции; художественные гиды и кураторы, представляющие публике эпохи и стили живописи. Художественная терминология, образы, яркие впечатления поглощались воображением младшего школьника, чтобы поддержать стремление к искусству в будущем. На этой основе я изучал великих мастеров и техники у моих любимых современных художников и наставников по моему выбору.

Чувство свободы побуждает меня рисовать. Свобода выбора жанра, тематики, стиля, палитры, инструментов и техник… Что может быть лучше? Где еще можно было так легко достичь абсолютной свободы? Я позволяю своему воображению перенести меня в определенную точку пространственно-временного континуума и высвобождаю накопившиеся эстетические впечатления относительно нее. Интуиция на стороне чувств, а не рационального анализа. На самом деле, я часто рисую, когда чувствую себя истощенным от аналитической деятельности.

Я рисую, потому что не могу не рисовать. Потому что иначе я буду несчастен. Это похоже на Иннокентия Анненского, психолога-символиста в русской поэзии, воспринимающего источник вдохновения как «Одну Звезду»: « Не потому, что от Нее свет, а потому, что с Ней свет не нужен. » («Среди миров», 1909).

Как вы подходите к теме и выбираете цветовую палитру и технику?

Все наоборот. Тема выбрала меня, и я просто скромный получатель художественного дара, который несет ответственность или обязательства по расширению его как пакета.

Моя последняя персональная выставка была хорошо принята и ярко продемонстрировала человеческое стремление к тому, что можно было бы назвать «живительными красками» — одно из тех качеств Анненского, которые описаны как « свет не нужен ».

Техника рождается из динамики живописи. Каждое утро я встаю в разном настроении. Я могу использовать шпатель для масла на холсте, или наносить супергранулирующие акварели на влажную хлопчатобумажную бумагу, или смешивать яичные желтки с пигментами для загрунтованной деревянной поверхности — все это интуитивно понятно, непредсказуемо и зависит от задачи.

Что вы пытаетесь передать своим искусством?

Вечные принципы Надежды, Гармонии и Человечества (по Василию Васильевичу Кандинскому, концепция «Надежда на Небеса»). Наличие надежды является необходимым условием для того, чтобы произведение содержало какую-либо художественную ценность. Андрей Арсеньевич Тарковский (1932–1986), один из самых влиятельных кинорежиссеров в жанре поэтического кино ХХ века, сформулировал короткие и блестящие критерии, согласно которым « Без надежды это не искусство . ”

В какой степени пандемия влияет на ваше представление об искусстве? Порождает ли это новое вдохновение?

В 2017 году, к счастью, я переехала в деревню, подальше от мегаполиса (область залива Сан-Франциско). В 2020 году этот шаг определил многое как в динамике, так и в исходе пандемии для меня и моего искусства. Я предполагаю, что в перенаселенном городском районе это было бы значительно более драматично.

Таким образом, влияние на мое изображение искусства состоит в необходимости быть – даже больше, чем обычно – сосредоточенным на том, чем я увлечен. Что касается вдохновения, то это все традиционное и существующее в прошлом, настоящем и будущем, а именно человеческая душа и относящиеся к ней чувства.

Внешние условия могут варьироваться в широких эмоциональных масштабах, и я считаю, что в акте изображения они играют второстепенную роль. Решимость художника определяет все, что художнику суждено выразить, независимо от того, через что проходит весь мир.

“ Служение Музам не терпит суеты. Красивое должно быть величаво », — как справедливо заметил Александр Сергеевич Пушкин в стихотворении «19 октября» (1827).

Как вы относитесь к участию в программе онлайн-резиденции? Насколько важно оставаться на связи с международным художественным сообществом?

Я бы сказал, отличная возможность для художника. Поскольку «цель создания — разделить » (Борис Леонидович Пастернак, 19 лет).56) взаимовыгодно быть на связи и иметь возможность обмениваться идеями. Я буду рад порекомендовать такую ​​форму художественного общения своим коллегам-художникам в районе № 1 Калифорнии.

Что вы думаете о теме «исполнитель в режиме ожидания»? Расскажите немного о своем проекте…

«В ожидании» — это скорее типичное состояние артиста в плане готовности взяться за новый проект, идею, жанр и помочь публике в вечном поиске надежды. Это благородное призвание, небесный дар, чистая радость, восхитительная деятельность и огромная ответственность за это.

В настоящее время я работаю над проектом морского пейзажа (картина маслом на галерейном холсте, 36 x 36 дюймов). Основная идея заключается в преодолении препятствий. Как обычно, решения, ведущие к безопасности, представлены узким путем возможностей и готовых вариантов. Прямо сейчас я определяю образы и символы, которые будут изображены в поддержку вышеуказанной цели.