Содержание
Карта сайта
|
|
От войны войны не ищут – Картина дня – Коммерсантъ
Вечером 7 июля президент России Владимир Путин встретился с руководством Государственной думы, которая уходит на каникулы. Специальный корреспондент «Ъ» Андрей Колесников остается работать и отмечает, что без Владимира Жириновского — все не так.
Владимир Путин во время встречи c руководителями Госдумы и ее фракций
Фото: Алексей Никольский / РИА Новости
Владимир Путин во время встречи c руководителями Госдумы и ее фракций
Фото: Алексей Никольский / РИА Новости
Участники встречи в Екатерининском зале Кремля находились на почтительном расстоянии от президента — в отличие от лидеров России за час до этого в Представительском кабинете Кремля. А просто они не прошли карантин, ограничились тестом на цокольном этаже в первом корпусе Кремля (в отличие от полноценных «Лидеров России»). И теперь здесь оказалось представлено руководство Госдумы — ее председатель и его заместители, а также руководители пяти фракций.
Было с самого начала ясно, что красивых слов (и просто откровенного пафоса) будет просто огромное количество. Формат был таков и больше никаков.
— Партий-то у нас много,— задал тон, можно сказать, задрал планку Владимир Путин,— а Родина — одна, и нет ничего важнее и выше судьбы Отечества!
И так-то спорить не хотелось, а теперь расхотелось вообще.
Тем более что Владимир Путин настроен был высказаться очень уж серьезно, причем, что называется, начал издалека. Он даже вспомнил, что сам в свое время не исключал мысль о России в НАТО:
— Даже сама идея о возможной интеграции России в этот самый Североатлантический альянс на этапе наших, как тогда казалось, безоблачных отношений с НАТО, судя по всему, показалась его членам абсурдной.
Да, тогда, в самом начале 2000-х, они его расстроили едва ли не в первый раз:
— А почему? Да потому что такая страна, как Россия, просто не нужна им — вот почему!
Это Владимир Путин понял, по всей видимости, годы спустя. Именно поэтому поддерживали терроризм, сепаратизм в России, внутренние деструктивные силы и «пятую колонну» в нашей стране. Все они получали и получают до сих пор безусловную поддержку со стороны этого самого коллективного Запада.
Только что на встрече с «Лидерами России», которая была перед этим мероприятием, Владимир Путин казался великодушным по отношению к «пятой колонне», и вот опять.
Видимо, просто над текстами работали разные люди.
Российский президент категорически отмел все подозрения в самом плохом:
— Нам говорят, мы слышим сегодня, что мы начали войну на Донбассе, на Украине. Нет, ее развязал этот самый коллективный Запад, организовав и поддержав на Украине антиконституционный вооруженный переворот в 2014 году, а затем поощряя и оправдывая геноцид в отношении людей на Донбассе. Этот самый коллективный Запад и есть прямой зачинщик, виновник того, что сегодня происходит.
Удивляла та легкость, с какой Владимир Путин переименовал спецоперацию в войну.
— Если этот самый Запад хотел спровоцировать конфликт, для того чтобы перейти к новому этапу борьбы с Россией, к новому этапу сдерживания нашей страны, то можно сказать, что это в известной степени удалось. И война развязана, и санкции введены. В нормальных условиях, наверное, трудно было бы это и сделать.
Владимир Путин высказался и про новый, то есть многополярный мир. То, что происходит, по его мнению, «это начало перехода от либерально-глобалистского американского эгоцентризма к действительно многополярному миру — миру, основанному не на придуманных кем-то для себя эгоистических правилах, за которыми нет ничего, кроме как стремления к гегемонии, не на лицемерных двойных стандартах, а на международном праве, на подлинном суверенитете народов и цивилизаций, на их воле жить своей исторической судьбой, своими ценностями и традициями и выстраивать сотрудничество на основе демократии, справедливости и равноправия. И надо понимать, что этот процесс остановить уже невозможно.
Впрочем, примерно то же самое он говорил 15 лет назад, в той самой Мюнхенской речи.
— Ход истории,— продолжил президент России,— неумолим, и попытки коллективного Запада навязать миру свой новый миропорядок. .. эти попытки обречены на неудачу!
Но до сих пор у них все шло нормально.
Возможно, именно потому, что российский президент думает про это уже много лет, у него накопилось слишком много личного, которое он до сих пор до конца все не выскажет.
— Но правда и реальность в том,— говорил он,— что народы большинства стран не хотят такой жизни и такого будущего, а действительно стремятся не к формальному, декоративному, а к содержательному, настоящему суверенитету и просто устали стоять на коленях, унижаться перед теми, кто считает себя исключительными, да еще и в ущерб себе обслуживать их интересы.
Конечно, и это соображение за годы обдумываний и переживаний стало очень личным.
Но интереснее стало, когда Владимир Путин перешел к состоянию дел на сегодня.
— Мы слышим, что нас хотят победить на поле боя. Ну что здесь скажешь? Пусть попробуют,— это было сказано максимально выразительно.— Мы уже много слышали, что Запад хочет воевать с нами «до последнего украинца». Это трагедия для украинского народа, но, похоже, все к этому и идет. Но все должны знать, что мы-то по большому счету всерьез пока еще ничего и не начинали.
Было это про Украину или про весь Запад, который после этих слов не должен расслабляться, а должен подумать насчет своей помощи Украине и вообще насчет сочувствия ей, а не себе, допустим? Это сможет пояснить только господин Путин. А зачем ему пояснять?
Или просто потроллил?
— При этом,— добавил он,— мы не отказываемся и от мирных переговоров, но те, кто отказывается, должны знать, что чем дальше, тем сложнее им будет с нами договариваться.
Про переговоры нельзя было не сказать: чтоб уж совсем не в чем было упрекнуть, в том числе как раз самого себя.
Спикер Госдумы Вячеслав Володин говорил без бумаги — неужели по памяти? Или, не дай бог, импровизация?
Зампред Госдумы Анна Кузнецова и председатель Вячеслав Володин
Фото: Алексей Никольский / РИА Новости
Зампред Госдумы Анна Кузнецова и председатель Вячеслав Володин
Фото: Алексей Никольский / РИА Новости
— 11 160 санкций объявлено в отношении России. Ни одно государство не сталкивалось с таким количеством вызовов. Поэтому для всех нас это момент истины! Мы должны по-другому относиться к своей работе, и, как вы правильно сказали, у нас сегодня одна партия — это наша страна! Интересы Родины должны быть превыше всех партийных программ, и мы стараемся этому следовать!
Было ясно, что в отсутствие, теперь вечное, Владимира Жириновского зажигательно во время выступлений лидеров фракций не будет. Даже лидер коммунистов, которого лидер ЛДПР вечно подзуживал, без него словно сник.
— Я специально ездил на питерский форум,— рассказал Геннадий Зюганов,— внимательно выслушал ваше выступление, записал 26 тезисов и, наверное, впервые почувствовал, что ни по одному из вопросов, которые вы ставили, у нас нет разногласий.
Не понятно, зачем для этого надо было ездить на форум. Тем более что была прямая трансляция, а стенограмма появилась вечером того же дня.
Но, видимо, для того, чтобы сейчас сказать об этом.
— Я вообще не раз беседовал с вами,— продолжил Геннадий Зюганов, обращаясь к Владимиру Путину,— и очень доволен, что вы укрепили наш восточный фланг: ваша поездка в Пекин, в Индию и постоянные консультации в рамках БРИКС, попытка расширения этой организации!
Геннадий Зюганов ясно давал понять, поездки Владимира Путина в Пекин и Индию стали прямым результатом его разговоров с президентом.
— Этот очень мощный противовес англосаксонской идее подавить нас и дальше расправиться с Китаем находит все большую поддержку,— сказал лидер КПРФ.— Уверен, что, если вы подготовите указ, я думаю, мои товарищи и коллеги по Думе поддержат, мы должны отметить 100-летие образования СССР как большой общенациональный праздник, потому что тогда мы дали первый бой тем агрессорам, которые пытались нас поработить и уничтожить!
Это была очевидная попытка манипуляции. Геннадий Зюганов, подняв над головой знамя Спецоперации, хотел под шумок попробовать справить 100-летие образования СССР, то есть профессиональный праздник коммунистов, как широкий государственный праздник (и за счет государства, конечно). Да еще и придать ему святой статус выходного дня.
— Я жду, что в следующем выступлении вы поставите уже социалистические задачи,— добавил Геннадий Зюганов, из которого манипулятор был как из него же пуля.— И я думаю, активно поддержит даже «Единая Россия». Володин сидит рядом и улыбается, ему эта идея уже нравится!
Господин Володин улыбаться-то сразу перестал.
— В этом году Орловщина моя, она не черноземная, произведет по шесть тонн зерна на человека. Шесть тонн — это будет лучший урожай в нашей стране. … И даже те, кого называют олигархами, с удовольствием все платят налоги. Говорят, не воруют; занимаются делом, поддерживают людей, поощряют детей войны… — Геннадий Зюганов был уже весь на своей волне, его уже трудно было понять, а главное не нужно; ему явно не хватало стабилизатора в виде Владимира Жириновского.
— Мы в Ульяновске организуем вместе с китайскими друзьями красный маршрут! У них в этом году ХХ съезд, они программу на 30 лет вперед продумывают. Это будет 10–12 млн, это большой доход! — что-то имел в виду Геннадий Зюганов.— Мы завершаем там реконструкцию Ленинского центра! И великолепная программа по новейшим технологиям и развитию авиационной техники!
Геннадий Зюганов мог себе ни в чем не отказывать: в него все равно, казалось, уже совсем не вслушиваются.
Председатель Госумы РФ Вячеслав Володин (слева) и руководитель фракции КПРФ Геннадий Зюганов
Фото: Алексей Никольский / РИА Новости
Председатель Госумы РФ Вячеслав Володин (слева) и руководитель фракции КПРФ Геннадий Зюганов
Фото: Алексей Никольский / РИА Новости
Но он, надо отдать ему должное, шел и шел до конца.
— Еще раз обращаюсь к вам вернуться к той записке, в том числе и по амнистии некоторых наших товарищей, которые попали под наказание! Я считаю, это незаконно! — воскликнул Геннадий Зюганов.— Поручите еще раз нам вернуться вместе с Вайно (Антон Вайно, глава администрации президента РФ.— А. К.) и Кириенко (Сергей Кириенко, первый замглавы администрации президента РФ.— А. К.). Мы найдем решения, они практически уже выстроились!
То ли решения, то ли господа Вайно и Кириенко.
— А так,— заканчивал лидер КПРФ,— сейчас главный вопрос — сплочение общества и поддержка. Мы будем поддерживать ваше послание (если вы учтете мое, имел он в виду.— А. К.), вашу линию на укрепление безопасности страны, на единство в действии в борьбе против нацизма, бандеровщины и американского глобализма. Это вопрос принципа и нашего исторического выживания!
Вот так в самом конце речи откуда-то взялись даже принципы. Просто интересно, откуда?
Впрочем, оказалось, что Вячеслав Володин едва ли не зря улыбался:
— Что касается социалистической идеи,— отозвался господин Путин,— то в ней ничего плохого нет. Вопрос наполнения… Чем наполнять, особенно в сфере экономики… В некоторых странах наполнение есть, и оно связано и переплетается с рыночными формами регулирования и так далее. Достаточно эффективно работает. Надо смотреть!
Вот и социализм уже рядом. А мы и не заметили.
Вернее, заметили.
У нового лидера ЛДПР господина Слуцкого была сложная задача: он ведь выступал вместо Владимира Жириновского. Впрочем, покойный был и будет всегда, наверное, где-то рядом.
— 6 апреля мы и не только мы, партия ЛДПР,— начал Леонид Слуцкий,— страна, весь русский мир понесли невосполнимую утрату: ушел из жизни основатель и бессменный лидер Либерально-демократической партии России Владимир Вольфович Жириновский. Огромное спасибо вам за высказанное соболезнование.
Ударение в слове «соболезнование» было, конечно, на «а».
Между тем Леонид Слуцкий поделился подробностями переговоров с украинской делегацией:
— Мы согласовали, казалось бы, весь гуманитарный блок, за исключением, правда, закона о героях. .. Бандеру и Шухевича они никак сдавать не хотели! Но они (потом.— А. К.) откатили обратно, к сожалению, на первоначальные позиции. Я говорил неоднократно о том, что дальше будет сложнее, значительно сложнее…
Леонид Слуцкий неожиданно признался:
— Нас не взять никакой войной, никакими самыми современными средствами вооружений. Мы самая боеготовая — без лишней патетики (а просто тут патетика не была лишней.— А. К.) — держава на планете! Но нас можно взять, ослабив образование нашей молодежи!
Блин, ну зачем подсказывать-то!
— Мы действительно, спасибо Вячеславу Викторовичу, нашему спикеру, провели фундаментальные парламентские слушания,— заявил Леонид Слуцкий.— Выступал также Виктор Антонович Садовничий — ректор Московского университета, наша живая легенда. Я имею честь на общественных началах у него возглавлять как президент факультет Мировой политики.
Все что угодно, но этим он точно не усилил образование нашей молодежи.
— Говорят, что Либерально-демократическая партия — это всегда была партия одного человека и одного лидера,— высказался господин Путин. — Я исхожу из того, что у партии есть своя идеологическая платформа. Конечно, Леонид Эдуардович, вам будет непросто, потому что, ну что греха таить, надо прямо говорить об этом: все будут сравнивать ваш стиль работы со стилем Владимира Вольфовича. Я знаю, что у вас есть собственный стиль.
Да, и все уже сравнили.
Сергей Миронов, лидер «Справедливой России — За правду», предложил, и надо отдать ему должное — без лишних слов, принять закон «о приравнивании народной милиции ДНР и ЛНР и всех ополченцев по статусу к нашим военнослужащим — по социальной защите, по материальному обеспечению — и в будущем как к ветеранам боевых действий».
Он добавил:
— Идет интеграционный процесс, и здесь предстоит очень большая работа. Думаю, что, если бы было создано специальное либо агентство, либо комиссия, которая бы координировала деятельность всех министерств, которые сейчас будут заниматься интеграционными процессами по вхождению в состав России новых субъектов федерации, наверное, это было бы правильно.
То есть это решенный вопрос. И новых субъектов будет много. И, видимо, чем дальше, тем больше.
Индексация пенсий работающих пенсионеров, «снизить налог на добавленную стоимость на социально значимые продовольственные товары, детские товары, лекарства и книги до пять процентов» и еще несколько предложений… Господин Миронов использовал свое время по назначению.
А главное, конечно, создание Алиментного фонда:
— Государство в таких случаях (когда мужчины пропадают из вида.— А. К.) пускай выплачивает усредненные алименты! Государству проще потом найти должника, потом взять его за шкирку и вытребовать все, что положено, чтобы женщины и дети не страдали.
Впрочем, возможно, Сергей Миронов в этом случае недооценил последствия своей инициативы. Так ведь можно в следующий раз и не пройти пятипроцентный барьер. Он делает ставку на деятельное сочувствие женщин, а мужчин, которым это не понравится, примерно ведь столько же, сколько женщин, которым понравится. И результат голосования выяснится только экспериментальным путем.
— Что касается приравнивания военнослужащих ЛНР и ДНР к российским военнослужащим, я полностью это поддерживаю. Более того, на практике это реализуется, если есть еще какие-то вещи, которые не доработаны, нужно посмотреть — обязательно сделаем,— отреагировал господин Путин.
То есть и никакого закона не надо уже.
Потом отчего-то много писали, что Владимир Путин поддержал предложение Сергея Миронова о приравнивании. А на самом деле он его дезавуировал.
Алексей Нечаев, лидер фракции «Новые люди», клялся, что «с первого дня» поддерживает «решение о специальной военной операции на Украине».
Как будто кто-то из сидевших за этим столом поддерживал со второго.
— Но, конечно, мы видим, и вы, конечно, знаете,— продолжил Алексей Нечаев,— что элиты англосаксонских стран ввели заградительные пошлины до 35% на наши российские товары, наплевав на те соглашения, которые по ВТО раньше были достигнуты. Мы пока никак не отвечаем этим странам. Возможно, уже пора ввести зеркальные пошлины. Это долгая процедура, потому что мы члены ЕвразЭС (на самом деле ЕАЭС — А. К.): надо будет это согласовывать. Но, как говорится, раньше начнем, может быть, раньше введем.
Похоже, Алексей Нечаев твердо намерен был быть святее папы римского и быстрее паровоза:
— Есть и такие вещи, как, например, Польша. Польша у около 50 наших компаний просто отобрала бизнес, имущество, товары, деньги. Вы хорошо это знаете. Но интересно, что одновременно с официальной частью таких нападок на нас, такого пиратского разбоя они ввели еще неофициальные. Есть тоже несколько компаний, которые хорошо продавали свои товары в Польше, все сети им отказывают, не оплачивают уже поставленные товары. Пиратство идет не только на уровне государства, но и на уровне хозяйственных субъектов! Это, наверное, какой-то англосаксонский ДНК и в Польше тоже поселился! — Это был последний аргумент (зато какой), которым Алексей Нечаев пытался привлечь внимание главы государства к проблеме.
У Алексея Нечаева есть нетривиальное предложение:
— Интересно, что Польша — это страна, где находятся производственные площадки очень многих транснациональных корпораций из недружественных стран. Это такое место, где они производят товары для всего СНГ, для Восточной Европы, как сказал бы Глеб Жеглов, у них «лежбище» этих производственных площадок — ТНК! Давайте введем, может быть, эмбарго на товары, произведенные в Польше, по тем товарным группам, которые у нас в России тоже производятся! Мы такой список готовы подготовить также с Минпромторгом, другими профильными министерствами, если в целом время этой идеи пришло или, может быть, скоро подойдет. Наши компании сейчас подготовились, готовы отвечать!
Владимир Васильев представлял фракцию «Единая Россия» и тоже сказал то, что хотел:
— Недавно видел белый «КамАЗ» — на нем было написано: «Армяне России — Донбассу». Мне кажется, тоже можно будет над этим хорошо подумать, потому наш народ — многонациональный, многоконфессиональный. Люди очень хотят помогать, помогать своим сынам. Кстати, сейчас хорошая практика стала, когда Министерство обороны, да и Вы тоже, оперативно отмечаете наших героев. Там не говорится о национальностях, но многие все понимают сразу. Поэтому, мне кажется, вот этот момент можно было бы тоже нам использовать.
Владимир Васильев говорил загадками, но ясно было одно: надпись на «КамАЗе» ему не понравилась.
Но главное было даже не это, а вот что:
— В завершение, поскольку время ограничено, я бы хотел еще раз поблагодарить коллег, с которыми мы работаем. У нас бывает порой, и вы знаете об этом, и напряжение определенное, но мы всегда находим общее понимание. Почему? Потому что ровно то, о чем вы сказали: страна и народ у нас один. И президент тоже!
А вот этого ни один из четверых до него сказать не догадался.
Хорошо выступать последним: все козыри на стол.
— На что хотел бы обратить внимание,— произнес президент, заканчивая мероприятие.— Ведь страна живет обычной мирной жизнью… Лето, курортный сезон, культурная жизнь, выставки, а ребята пашут там под пулями, понимаете? Жизнью рискуют и товарищей своих теряют в бою ради Родины…
Очевидно, что для него это противоестественно.
— Я почему к вам обращаюсь, к депутатам,— добавил господин Путин. — Консолидация общества очень важна, но нужна общенациональная повестка поддержки вооруженных сил. Это чрезвычайно важно, чтобы воины наши чувствовали эту поддержку. Это будет придавать им силы. И это очень важно для достижения конечного результата. Он в любом случае будет достигнут, здесь нет никаких сомнений. Но ребятам легче будет работать, выполнять боевые задачи, если они будут чувствовать за своей спиной поддержку и дыхание Родины, поддержку нашего народа.
Значит ли это, что пока не чувствуют?
Нет, это не про мобилизацию.
Фотография войны, которую никто не опубликует
Global
Когда Кеннет Джарек сфотографировал сожженного заживо иракца, он подумал, что это изменит взгляд американцев на войну в Персидском заливе. Но СМИ не стали публиковать эту фотографию.
Тори Роуз ДеГетт
Иракский солдат погиб, пытаясь перелезть через приборную панель своего грузовика. Пламя охватило его машину и испепелило его тело, превратив его в пыльный пепел и почерневшие кости. На фотографии, сделанной вскоре после этого, рука солдата вытягивается из разбитого лобового стекла, обрамляющего его лицо и грудь. Цвета и текстура его руки и плеч выглядят так же, как и обожженный и ржавый металл вокруг него. Огонь уничтожил большую часть его черт лица, оставив после себя скелетное лицо, застывшее в последней гримасе. Он смотрит без глаз.
28 февраля 1991 года Кеннет Джарек стоял перед обгоревшим мужчиной, припаркованным среди обугленных тел своих однополчан, и фотографировал его. В какой-то момент, прежде чем он умер этой драматической смертью в середине отступления, у солдата было имя. Он воевал в армии Саддама Хусейна, имел звание, назначение и часть. Возможно, он был предан диктатору, который послал его оккупировать Кувейт и сражаться с американцами. Или он мог быть неудачливым молодым человеком без перспектив, завербованным на улицах Багдада.
Джарек сделал снимок незадолго до того, как прекращение огня официально завершило операцию «Буря в пустыне» — военную операцию под руководством США, в результате которой Саддам Хусейн и его войска были изгнаны из Кувейта, который они аннексировали и оккупировали в августе прошлого года. Изображение и его анонимный сюжет могли стать символом войны в Персидском заливе. Вместо этого он не был опубликован в Соединенных Штатах не из-за военных препятствий, а из-за выбора редакции.
Трудно просчитать последствия отсутствия фотографии. Но очищенные изображения войны, Конор Фридерсдорф из The Atlantic утверждает, что «упростите… принятие бескровных формулировок», таких как ссылки 1991 года на «хирургические удары» или современные термины, такие как «кинетическая война». Война во Вьетнаме, напротив, была известна своим каталогом пугающих и культовых военных фотографий. Некоторые изображения, такие как фотографии резни в Май Лай, сделанные Роном Хеберле, изначально были скрыты от публики, но другие изображения насилия — сцена Ника Ута с детьми, ставшими жертвами напалма, и фотография казни вьетконговца, сделанная Эдди Адамсом, — получили Пулитцеровскую премию и получили огромное признание. влияние на исход войны.
Не каждая ужасная фотография раскрывает важную правду о конфликтах и сражениях. В прошлом месяце The New York Times решила — по уважительным этическим соображениям — удалить изображения погибших пассажиров из онлайн-рассказа о рейсе Mh27 в Украине и заменить их фотографиями механических обломков. Однако иногда отсутствие изображения означает ограждение общественности от неясных и неточных последствий войны, что делает освещение неполным и даже вводящим в заблуждение.
В случае с обугленным иракским солдатом гипнотизирующая и ужасная фотография противоречила популярному мифу о войне в Персидском заливе как о «войне видеоигр» — конфликте, который стал гуманным благодаря высокоточным бомбардировкам и приборам ночного видения. Решив не публиковать его, 9Журнал 0021 Time и Associated Press отказали публике в возможности противостоять этому неизвестному врагу и рассмотреть его мучительные последние минуты.
Изображение не было полностью потеряно. The Observer в Соединенном Королевстве и Libération во Франции опубликовали его после отказа американских СМИ. Много месяцев спустя эта фотография также появилась в журнале American Photo , где вызвала споры, но появилась слишком поздно, чтобы оказать существенное влияние. Все это удивило фотографа, который предполагал, что средства массовой информации будут только рады бросить вызов популярному представлению о чистой, несложной войне. «Когда у вас есть изображение, опровергающее этот миф, — говорит он сегодня, — вы думаете, что оно будет широко опубликовано».
«Он боролся за свою жизнь до самого конца, пока не сгорел полностью», — говорит Джареке о человеке, которого он сфотографировал. «Он пытался выбраться из грузовика».
«Позвольте мне сразу сказать, что я не люблю прессу», — заявил один офицер ВВС, начав брифинг для прессы в январе 1991 года с резкой ноты. Горечь военных по отношению к СМИ была в немалой степени наследием освещения Вьетнама несколько десятилетий назад. К тому времени, когда началась война в Персидском заливе, Пентагон разработал политику доступа, основанную на ограничениях на прессу, которые использовались в войнах США в Гренаде и Панаме в 19-м веке. 80-е годы. В рамках этой так называемой системы пула военные объединяли репортеров печати, телевидения и радио вместе с операторами и фотожурналистами и отправляли эти небольшие группы на организованные пресс-конференции под наблюдением офицеров по связям с общественностью (PAO), которые внимательно следили за своими подопечными. .
К тому времени, когда в середине января 1991 года началась операция «Буря в пустыне», Кеннет Джарек решил, что больше не хочет быть боевым фотографом — профессия, по его словам, «доминирует в вашей жизни». Но после вторжения Саддама Хусейна в Кувейт 19 августаВ 90-м году Джареке был невысокого мнения о фотожурналистике, исходящей из «Щита пустыни» — довоенной операции по наращиванию войск и техники в Персидском заливе. «Это одна за другой фотографии заката с верблюдами и танком», — говорит он. Приближалась война, и Джарек говорит, что видел явную потребность в другом виде освещения. Он чувствовал, что может заполнить эту пустоту.
После того, как 15 января 1991 года ООН наступил крайний срок для вывода иракских войск из Кувейта, Джарек, теперь уверенный, что он должен уйти, убедил Время журнала отправить его в Саудовскую Аравию. Он упаковал свои камеры и вылетел с базы ВВС Эндрюс 17 января — в первый день воздушных бомбардировок Ирака.
В поле с войсками, вспоминает Джареке, «любой может бросить вам вызов», пусть даже абсурдно и без причины. Он помнит, как отошел на 30 футов от своего PAO и услышал, как солдат рявкнул на него: «Что ты делаешь?» Джарек возразил: «Что ты имеешь в виду, что я делаю?»
Вспоминая сцену, произошедшую два десятилетия спустя, Джарек по-прежнему раздражен. «Какой-то старший лейтенант говорит мне, знаете, где я буду стоять. Посреди пустыни .
«Это одна за другой фотографии заката с верблюдами и танком».
Когда в начале февраля началась война, PAO сопровождали Джареке и нескольких других журналистов, когда они прикреплялись к XVIII воздушно-десантному корпусу и провели две недели на саудовско-иракской границе, почти ничего не делая. Это не означало, что ничего не происходило — просто им не хватало доступа к действию.
В тот же период военный фотожурналист Ли Коркран входил в состав 614-й тактической истребительной эскадрильи ВВС США в Дохе, Катар, и снимал их воздушные бомбардировки. Он был там, чтобы делать снимки для Пентагона, чтобы использовать их по своему усмотрению, а не в первую очередь для использования в СМИ. На его изображениях пилоты оглядываются через плечо, чтобы проверить другие самолеты. Бомбы свисают с крыльев самолетов, их резко очерченная темнота контрастирует с мягкими цветами облаков и пустыни внизу. Вдалеке видна кривизна земли. Во время миссий самолет Коркрана часто переворачивался вверх дном на высокой скорости, поскольку пилоты уклонялись от ракет, оставляя в небе серебристые полосы. Силы гравитации увеличили вес его камер настолько, что если бы ему когда-нибудь пришлось катапультироваться из самолета, его оборудование могло бы сломать ему шею. Это была воздушная война, которая составляла большую часть боевой задачи в Персидском заливе той зимой.
Сцены, свидетелем которых стал Коркран, были не просто запрещены для Джареке; они также были невидимы для зрителей в Соединенных Штатах, несмотря на рост количества круглосуточных репортажей во время конфликта. Телевизионное освещение войны в Персидском заливе, как писал в то время Кен Бернс, казалось кинематографическим и часто сенсационным, с «отвлекающей театральностью» и «звучной новой музыкальной темой», как будто «сама война могла быть дочерней компанией, полностью принадлежащей телевидению».
Некоторые из самых популярных кадров воздушной войны были сняты не фотографами, а беспилотными камерами, прикрепленными к самолетам и бомбам с лазерным наведением. Зернистые кадры и видеозаписи крыш целевых зданий за несколько мгновений до удара стали визуальным признаком войны, тесно связанной с такими фразами, как «умные бомбы» и «хирургический удар». Снимки были сделаны на высоте, которая стерла присутствие человека на земле. Это были черно-белые снимки, некоторые с голубоватым или зеленоватым оттенком. Один от 19 февраляНа фото № 91, опубликованном в фотокниге In The Eye of Desert Storm ныне несуществующего фотоагентства Sygma, показан мост, который использовался Ираком в качестве маршрута снабжения. В другом случае черные клубы дыма от французских бомб покрыли базу иракской республиканской гвардии, как чернильные пятна. Ни один из них не выглядел особенно жестоким.
Освещение войны, ориентированное на аппаратное обеспечение, устранило сочувствие, которое, по словам Джареке, имеет решающее значение в фотографии, особенно в фотографии, предназначенной для документирования смерти и насилия. «Фотограф без сочувствия, — отмечает он, — просто занимает место, которое можно было бы использовать с большей пользой».
Сгоревший грузовик, окруженный трупами, на «Шоссе Смерти»
В конце февраля, в последние часы войны, Джарек и остальные его пресс-пулы проехали через пустыню, каждый из них по очереди садился за руль . Они бодрствовали несколько дней подряд. «Мы понятия не имели, где находимся. Мы были в колонне», — вспоминает Джареке. Он задремал.
Когда он проснулся, они уже припарковались, и солнце вот-вот взойдет. Было почти 6 часов утра. Группа получила сообщение о прекращении огня через несколько часов, и Джареке помнит, как другой член его группы уговаривал пресс-атташе покинуть колонну и направиться в Кувейт.
Группа предположила, что они находятся на юге Ирака, где-то в пустыне примерно в 70 милях от Кувейта. Они двинулись в сторону Кувейта, свернули на шоссе 8 и остановились, чтобы сфотографировать и записать видео. Они увидели шокирующую картину: сожженные иракские военные колонны и сожженные трупы. Джарек сидел в грузовике наедине с Патриком Хермансоном, офицером по связям с общественностью. Он двинулся, чтобы выйти из машины со своими камерами.
Хермансону идея фотографирования сцены показалась неприятной. Когда я спросил его о разговоре, он вспомнил, как спросил Джареке: «Зачем тебе это фотографировать?» В его вопросе скрыто суждение: в фотографировании мертвых есть что-то постыдное.
«Меня это тоже не интересует», — вспоминает ответ Джареке. Он сказал офицеру, что не хочет, чтобы мать видела его имя рядом с фотографиями трупов. «Но если я не буду делать такие снимки, люди вроде моей мамы будут думать, что война — это то, что они видят в кино». Как вспоминает Хермансон, Джарек добавил: «Это то, ради чего я пришел сюда. Это то, что я должен сделать».
«Он отпустил меня», — вспоминает Джареке. «Он не пытался меня остановить. Он мог бы остановить меня, потому что это было технически запрещено правилами пула. Но он не остановил меня, и я пошел туда».
«Если бы я подумал о том, как ужасно выглядел этот парень, я бы не смог сделать снимок».
Более чем два десятилетия спустя Хермансон отмечает, что получившаяся картина Джареке была «довольно особенной». Ему не нужно видеть фотографию, чтобы воскресить эту сцену в своем воображении. «Это врезалось в мою память, — говорит он, — как будто это произошло вчера».
Сгоревший мужчина смотрел на Джареке через видоискатель камеры, его почерневшая рука вытянулась из-за края ветрового стекла грузовика. Джареке вспоминает, что он «ясно видел, насколько драгоценна жизнь для этого парня, потому что он боролся за нее. Он боролся за свою жизнь до самого конца, пока не сгорел полностью. Он пытался выбраться из этого грузовика».
Позже в том же году Джарек написал в журнале American Photo , что он «совсем не думал о том, что там было; если бы я подумал о том, как ужасно выглядел этот парень, я бы не смог сделать снимок». Вместо этого он сохранял свою эмоциональную отстраненность, обращая внимание на более прозаические и технические элементы фотографии. Он держался уверенно; он сосредоточился на фокусе. Солнце светило сквозь заднюю часть разрушенного грузовика и освещало его объект сзади. Еще одно обгоревшее тело лежало прямо перед автомобилем, мешая съемке крупным планом, поэтому Джарек использовал на своем Canon EOS-1 зум-объектив с полным 200-мм фокусным расстоянием.
На других снимках той же сцены видно, что солдат не смог бы выжить, даже если бы он вылез из водительского сиденья и вылез через окно. Песок пустыни вокруг грузовика выжжен. Тела свалены позади автомобиля, неотличимые друг от друга. Одинокий обожженный мужчина лежит лицом вниз перед грузовиком, все сожжено, кроме подошв его босых ног. На другой фотографии мужчина лежит распластавшись на песке, его тело обожжено дотла, но лицо почти нетронуто и странно безмятежно. Парадная обувь лежит рядом с его телом.
Группа продолжила свой путь через пустыню, проезжая через другие участки шоссе, усеянные теми же сгоревшими телами и транспортными средствами. Джареке и его бассейн, возможно, были первыми представителями западных СМИ, которые столкнулись с этими сценами, которые появлялись на том, что в конечном итоге стало известно как Шоссе Смерти, иногда называемое Дорогой в ад.
Отступающие иракские солдаты оказались в ловушке. Они застыли в пробке, перекрыты американцами, Мутла-Ридж, минным полем. Некоторые бежали пешком; остальные были обстреляны американскими самолетами, которые пролетали над головой, снова и снова пролетая мимо, чтобы уничтожить все машины. Среди обломков появились молочные фургоны, пожарные машины, лимузины и один бульдозер, а также броневики и грузовики, танки Т-55 и Т-72. Большинство автомобилей проходили в полной комплектации, но ржавели, варианты автоматов Калашникова. По описаниям репортеров типа The New York Times ’ R. W. Apple и The Observer Колин Смит, среди пластиковых мин, гранат, боеприпасов и противогазов, стояла четырехствольная зенитная установка без экипажа, направленная в небо. Личные вещи, такие как фотография детского дня рождения и сломанные мелки, валялись на земле рядом с оружием и частями тела. Количество погибших, кажется, так и не было определено, хотя BBC называет его «тысячами».
«В одном грузовике», — написал Колин Смит в депеше от 3 марта для The Observer , «радио было выбито из приборной панели, но все еще было подключено и слабо улавливало какую-то жалобную арабскую мелодию, которая звучала так отчаянно, что я сначала подумал, что это крик о помощи».
Иракские военнопленные, захваченные американскими военными на пути в Багдад
После прекращения огня 28 февраля, положившего конец «Бури в пустыне», кинопленка Джареке с изображением сожженного солдата попала в Объединенное информационное бюро в Дахране, Саудовская Аравия, где военные координировали и собирали прессу, и где редакторы пула получали и хранили истории и фотографии. На тот момент, когда операция была завершена, фотографии не нужно было проходить проверку безопасности, говорит Марианн Голон, фоторедактор на месте в течение 9 дней. 0021 Время в Саудовской Аравии и в настоящее время является главным оператором The Washington Post . Несмотря на явно шокирующее содержание, она говорит мне, что реагировала как редактор в рабочем режиме. Она выбрала его без обсуждения и разногласий среди редакторов пула для сканирования и передачи. Изображение вернулось в редакцию в Нью-Йорке.
Джарек также проделал путь из Саудовской Аравии в Нью-Йорк. Проезжая через аэропорт Хитроу во время пересадки, он купил номер журнала 9 марта от 3 марта.0021 Наблюдатель . Он открыл его и обнаружил свою фотографию на странице 9, напечатанную вверху в восьми столбцах под заголовком «Настоящее лицо войны».
В те мартовские выходные, когда Редакторы The Observer приняли окончательное решение напечатать изображение, все журналы в Северной Америке сделали противоположный выбор. Фотография Джареке даже не появлялась на столах редакторов большинства американских газет (за исключением номера The New York Times , у которого была подписка на службу фотопроводки, но которая, тем не менее, отказалась публиковать изображение). Фотография полностью отсутствовала в американских СМИ до тех пор, пока она не стала актуальной для наземных репортажей из Ирака и Кувейта. Голон говорит, что ее это не удивило, хотя она решила передать это американской прессе. «Я не думала, что они опубликуют это, — говорит она.
Помимо The Observer , единственным крупным новостным агентством, опубликовавшим фотографию иракского солдата в то время, была парижская ежедневная газета Libération, , которая опубликовала ее 4 марта. Обе газеты воздержались от размещения изображения на первой полосе. , хотя они разместили его на видном месте внутри. Но Эйдан Салливан, фоторедактор британского Sunday Times , сообщил British Journal of Photography 14 марта, что вместо этого он выбрал общий план кровавой бойни: пустынное шоссе, заваленное щебнем. Он бросил вызов The Observer : «Мы думали, что наши читатели догадаются, что в этих машинах погибло много людей. Вы должны показать это им?»
«Я не думал, что они опубликуют это», — говорит редактор, отправивший фотографию Джареке в Нью-Йорк.
«В этом конвое было 1400 [иракских солдат], и все изображения, переданные до тех пор, пока оно не пришло через два дня после события, представляли собой обломки, части оборудования», — сказал Тони МакГрат, редактор изображений The Observer . цитируется в той же статье. «Никакого человеческого участия в этом вообще; это могла быть свалка. Это была какая-то ужасная цензура».
Средства массовой информации взяли на себя обязательство «делать то, чего не делала военная цензура», — говорит Роберт Пледж, глава фотожурналистского агентства Contact Press Images, представляющего Джареке с 1980-х годов. По словам Пледжа, в ту ночь, когда они получили изображение, редакторы нью-йоркского офиса Ассошиэйтед Пресс полностью удалили фотографию из телеграфной службы, не дав ей попасть на столы практически всех редакторов американских газет. Точно неизвестно, как, почему и кем было вынесено решение AP.
Винсент Алабисо, который в то время был исполнительным фоторедактором AP, позже дистанцировался от решения телеграфной службы. В 2003 году он признался в American Journalism Review , что фотография должна была выйти в эфир, и утверждал, что такая фотография должна была выйти сегодня.
Однако реакция AP повторилась в Time и Life . Оба журнала ненадолго рассмотрели фотографию, неофициально именуемую «Хрустящая», для публикации. Фотоотделы даже составили план расположения . Время , которое в первую очередь отправило Джареке в Залив, планировало, что изображение будет сопровождать рассказ о Дороге Смерти.
«Мы боролись как сумасшедшие, чтобы наши редакторы разрешили нам опубликовать эту фотографию», — говорит мне бывший фотодиректор Мишель Стефенсон. Как она вспоминает, главный редактор Генри Мюллер сказал ей: « Time — это семейный журнал». И изображение, когда дело дошло до него, было слишком тревожным, чтобы издание могло его опубликовать. Насколько она помнит, это был единственный случай во время войны в Персидском заливе, когда фотоотдел сражался, но не смог напечатать изображение.
Джеймс Гейнс, главный редактор журнала Life , взял на себя ответственность за окончательное решение не публиковать изображение Джареке на страницах своего журнала, несмотря на то, что фотодиректор Питер Хоу настаивал на том, чтобы сделать его разворотом на две страницы. «Мы думали, что это кошмар», — сказал Гейнс Яну Бьюкенену из British Journal of Photography в марте 1991 года. «У нас есть довольно значительное количество детей, которые читают журнал Life », — добавил он. Несмотря на это, фотография была опубликована позже в том же месяце в одном из 9Специальные выпуски 0021 Life , посвященные войне в Персидском заливе, — нетипичный материал для чтения для начальной школы.
Стелла Крамер, которая работала внештатным фоторедактором в Life над четырьмя специальными выпусками о войне в Персидском заливе, говорит мне, что решение не публиковать фотографию Джареке было связано не столько с защитой читателей, сколько с сохранением доминирующего повествования о добре. , чистая война. Просматривая выпуски 23-летней давности, Крамер выражает явное отвращение к редакционному качеству того, что она помогла создать. Журналы «были очень хорошо продезинфицированы», — говорит она. «Вот почему все эти вопросы в основном просто пропаганда». Она указывает на фотографию на обложке номера от 25 февраля: светловолосый мальчик кажется карликом на фоне американского флага, который он держит. «Что касается американцев, — замечает она, — никто никогда не умирал».
Ассошиэйтед Пресс полностью убрала фотографию, не давая ей попасть на столы практически всех редакторов американских газет.
«Если фотографии рассказывают истории, — говорит мне Ли Коркран, — история должна иметь смысл. Так что, если дело в полном уничтожении людей, которые были в отступлении, и всех обугленных телах… если это ваше дело, то это правда. И пусть так. Я имею в виду, война уродлива. Это ужасно». Для Коркрана, который был награжден Бронзовой звездой за свои боевые фотографии войны в Персидском заливе, такие фотографии, как у Джареке, рассказывают важные истории о влиянии американской и союзной авиации. Даже Патрик Хермансон, офицер по связям с общественностью, который первоначально протестовал против идеи фотографировать место происшествия, теперь говорит, что средства массовой информации не должны были подвергать фотографию цензуре.
Американские военные теперь отказались от системы пулов, которая использовалась в 1990 и 1991 годах, а Интернет изменил способ распространения фотографий. Даже если AP действительно откажется отправить фотографию, интернет-издания, безусловно, будут публиковать ее, и ни один главный редактор не сможет помешать ее распространению на различных социальных платформах или стать предметом обширных статей и комментариев в блогах. Во всяком случае, сегодняшние споры часто сосредоточены на огромном количестве тревожных фотографий и сложности поместить их в осмысленный контекст.
Некоторые утверждают, что неоднократное и сенсационное демонстрирование кровопролития и травм может притупить эмоциональное понимание. Но никогда не показ этих изображений гарантирует, что такое понимание никогда не разовьется. «Попробуйте хотя бы на мгновение представить, каким был бы ваш интеллектуальный, политический и этический мир, если бы вы никогда не видели фотографии», — спрашивает автор Сьюзи Линфилд в книге « Жестокое сияние », посвященной фотографии и политической жизни. насилие. Такие фотографии, как у Джареке, не только показывают, что бомбы падают на реальных людей; они также заставляют общественность чувствовать себя ответственной. Как писал Дэвид Карр в The New York Times в 2003 году, военная фотография обладает «способностью не только оскорблять зрителя, но и вовлекать его или ее».
Как сердитый 28-летний Джарек написал на American Photo в 1991 году: «Если мы достаточно большие, чтобы вести войну, мы должны быть достаточно большими, чтобы смотреть на нее».
Болезнь | за объективом: история в картинках | Очерки и фотографии предоставлены архивом Бернса | Mercy Street
Стэнли Б. Бернс, MD
Примечание редактора. Эта серия эссе написана медицинским, историческим и техническим консультантом Mercy Street Стэнли Б. Бернсом, доктором медицины архива Бернса.
Перед войной в двадцатом веке болезнь была убийцей номер один комбатантов. Из 620 000 зарегистрированных смертей военных в Гражданской войне около двух третей умерли от болезней. Однако недавние исследования показывают, что число смертей, вероятно, было ближе к 750 000 человек. Перенаселенность, плохая гигиена, отсутствие санитарной утилизации мусора и отходов жизнедеятельности человека, неадекватное питание и отсутствие специфического лечения болезней были формулой катастрофы. Вакцинация от оспы, цитрусовые и свежие овощи от цинги и хинин от малярии были единственными специфическими и действенными методами лечения. Болезни обычно лечили, пытаясь облегчить симптомы. Отсутствовало понимание бактерий как причины болезней или инфекций, переносимых насекомыми. По мере развития войны общее число случаев заболевания падало из-за улучшения питания, санитарии и гигиены. Однако собранные данные вызывают недоумение, так как показывают, что при снижении числа случаев заболевания процент смертей от болезней увеличился.
Истории Гражданской войны о героических действиях и приключениях на полях сражений составляют тысячи томов. Недостойная смерть сотен тысяч павших страшной, порой мучительной смертью от болезней и раневых инфекций противоречит образу благородного воина. Общее количество зарегистрированных случаев заболевания всеми видами болезней превысило 5,8 миллиона человек. В начале войны солдаты обычно строили туалеты рядом с ручьями, загрязняя воду для других, расположенных ниже по течению. Диарея и дизентерия были убийцами номер один. (Дизентерия считается диареей с кровью в стуле.) 57 000 смертей были непосредственно зарегистрированы в связи с этими наиболее инвалидизирующими заболеваниями. Общее количество зарегистрированных случаев в Союзе составило 1 528 09.8. Тысячи страждущих шли в бой измученными болями в животе, недомоганием и обезвоживанием. В случае ранений они часто умирали из-за плохого конституционального состояния, но не считались смертью от болезни .
Вторым по распространенности заболеванием была малярия, от которой было зарегистрировано более 1,3 миллиона случаев заболевания и более 10 000 случаев смерти. Второй ведущей причиной смерти был брюшной тиф. Он был включен в список других неопределенных «постоянных лихорадок» и описан как тифомалярийная болезнь или лагерная лихорадка. В войсках Союза зарегистрировано 148 631 случай заболевания, 34 833 человека погибли. Пневмония также была серьезной причиной смерти, 77 335 случаев и 19971 смерть. Туберкулез убил 6 946 из 29 510 инфицированных.
Америка была сельскохозяйственной страной. Жители сельской местности впервые столкнулись со смертельными детскими и другими болезнями, против которых у них не было иммунитета. Скопление в большом количестве означало заражение оспой, корью, ветряной оспой, дифтерией и эпидемическим паротитом. Оспа, от которой была доступна вакцина, убила 7 058 из 18 952 инфицированных. Корью заразились 76 318 человек, погибло 5 177 человек.
Заболевания, передающиеся половым путем, были проблемой. Было 102,893 случая гонореи и 79 589 случаев сифилиса, всего около 130 смертей. Директива генерала профсоюзов Джозефа Хукера от 1863 года о повышении морального духа солдат путем разрешения проституток в его лагере навсегда связала его имя с проститутками.