Убийство Политковской: впервые рассказываем подробную историю расследования «Новой газеты»

15 лет назад убили нашу коллегу, журналистку Анну Политковскую. Сегодня мы впервые рассказываем всю историю расследования, которое мы вели все эти годы.

Какова роль МВД и ФСБ в убийстве нашего журналиста? Почему власти делали все, чтобы увести следствие по ложному пути в поиске заказчика? Мы впервые покажем тайного свидетеля «Новой газеты», благодаря которому следствие смогло раскрыть банду убийц и организаторов, но политическим причинам не стало идти дальше. Смотрите в документальном фильме «Как убили Анну, чья жизнь принесла стране огромную пользу, а смерть нанесла непоправимый урон».

Видео 18+
00:00 «Сегодня мы расскажем то, о чем мало кто знает»
03:29 Про Анну
18:55 Убийство Анны
21:01 Собственное расследование «Новой»
25:32 Версии
31:27 Первые подозреваемые
33:00 Преждевременные аресты
34:30 Первый процесс
38:57 Наталья Эстемирова и Чечня
49:53 Тайный свидетель
01:02:58 Из показаний тайного свидетеля
01:06:45 Киллер сдан
01:08:00 Второй процесс
01:10:21 Вопросы без ответа
01:16:30 Подсудимые
01:22:15 Итоги расследования
01:30:55 За рамками дела
01:34:23 Последний шанс
01:36:53 Индульгенция на убийство

Архив статей Анны Политковской https://politkovskaya. novayagazeta.ru

Приносим извинения за ошибки в видео:

1) Неточность в датах. Корректный вариант:
– Опрос свидетеля Олега Голубовича адвокатом Анной Ставицкой прошел 23 мая 2010 года, Симферополь (1:03:16 )
– Допрос свидетеля Олега Голубовича следователем Петросом Гарибяном прошел 9 июня 2011 года, Киев (1:04:16)

2) На схемах (59:27 и 1:08:08) Павел Рягузов изображен в ряду исполнителей. Во время второго судебного процесса его не было среди подозреваемых или обвиняемых.

Над фильмом работали: Авторы Анна Артемьева Влад Докшин Анна Пиндюрина Сергей Соколов Режиссер Анна Артемьева Режиссер монтажа Кирилл Сахарнов Операторы Влад Докшин Глеб Лиманский Олег Мамонов Роман Степанович Композитор Андрей Новохатько Компьютерная графика Александр Лавренов Максим Логинов Художник Анна Жаворонкова Специалист по работе с архивом Ринат Невлютов Перевод Анна Муратова Фоторедакторы Анна Жаворонкова Алексей Комаров Юрист Екатерина Седова Исполнительный продюсер Павел Каныгин Генеральный продюсер Дмитрий Муратов

В фильме использовались кадры из фильма Марины Голдовской «Горький вкус свободы» и архивные съемки телеканала «Дождь»*.
* признан иностранным агентом

Если вам понравился фильм, поделитесь им с друзьями и в соцсетях, а также поддержите «Новую» пожертвованием: https://bit.ly/3t4q52F

Отправить на Яндекс (ТОЛЬКО для «Лента новостей», ЕСЛИ событие УЖЕ произошло)

Выкл

Нарва на пределе. Как граничащий с Россией эстонский город оказался взбудоражен из-за демонтажа советского танка

В эстонском русскоязычном городе Нарва и в соседнем городке Нарва-Йыэсуу рано утром 16 августа демонтированы семь советских памятников — среди них и танк Т-34, установленный в Нарве в 1970 году году по случаю 25-летия победы в Великой Отечественной войне. Из-за этого на несколько часов был даже закрыт погранпереход с Россией. Решение о ликвидации памятников было принято на федеральном уровне и фактически рассорило руководство Нарвы с эстонским правительством, пишет «Новая газета. Европа».

Фото: Влад Докшин / Специально для «Новой газеты. Европа»

Решении правительства убрать советские монументы было хоть и прогнозируемым, но при этом совершенно неожиданным. В тот же день депутаты Нарвского горсобрания должны были начать обсуждение плана демонтажа танка, который предполагал, что после сноса он будет храниться в Нарве, пока в городе не построят музей, куда перенесут монумент.

Монумент стоял на небольшом участке земли между рекой Нарва и шоссе: ровно в этом месте в июле 1944 года советские солдаты форсировали реку и освободили город от фашистских войск. Для многих жителей Нарвы, города на границе с Россий, танк был важным символом победы советского народа над нацистской Германией. Местные жители привыкли приходить к памятнику, чтобы возложить цветы на 9 мая. Молодожены делали у танка традиционные свадебные фотографии, привязывали ленточки на дуло.

Перед тем, как снести памятник, полиция выключила камеру, которая круглосуточно транслировала картинку с танком на городском портале.

Камеру установили городские власти, чтобы умиротворить город: все противники сноса могли видеть, что танк на месте, и его никто не трогает. В итоге вышло, что за этим историческим событием — демонтажем последнего советского танка-памятника в Эстонии — могли наблюдать только небольшое число журналистов, успевших добраться до места, полиция и военные.

Вся процедура заняла около трех часов. Танк и постамент погрузили на военный грузовик с длинным прицепом и увезли на другой конец страны — в Эстонский военный музей в Виймси.

Фото: Влад Докшин / Специально для «Новой газеты. Европа»

Память

Еще неделю назад памятник стоял, усыпанный цветами — преимущественно красными гвоздиками — и заставленный свечами. Люди вышли к танку сразу же после того, как в начале августа премьер-министр Эстонии Кая Каллас объявила о необходимости убрать из публичного пространства «мемориалы с символикой оккупационной [в данном случае — советской] власти».

На парковке рядом с памятником стоял трейлер, в нем ночевали люди, опасаясь, что танк увезут ночью в неизвестном направлении. Рядом был растянут синий тент, под ним стоял небольшой стол, вокруг которого в раскладных стульях сидели защитники памятника.

Все они в один голос подчеркивали, что пришли не на митинг и не охранять памятник от демонтажа, а следить за порядком. «Очень легко можно нарваться на провокацию, а мы этого не хотим, не хотим повторения „бронзовой ночи“ (имеются в виду массовые беспорядки из-за переноса памятника советским воинам в Таллинне в 2007 году, закончившиеся жестким силовым разгоном и гибелью россиянина Дмитрия Ганина в уличной драке — прим.). Сюда постоянно приходят люди с какими-то плакатами и даже флагами, но видя нас, понимают, что провокацию устроить не получится, и уходят», — объяснял мне коренастый лысый мужчина лет 50 в голубых джинсах и серой футболке — один из тех, кто регулярно приходил к танку, «чтобы не допустить ситуацию, которая развяжет руки правительству».

По вечерам около Т-34 собирались десятки человек. Вновь прибывшие, прежде чем подойти к монументу, подолгу здоровались с теми, кто уже находился у танка, обсуждая последние заявления по поводу сноса.

Атмосфера около танка, когда там не было политиков и, следовательно, большого числа журналистов, была совсем не похожа на протестную акцию, а больше напоминала праздник или памятный день. Никто не скандировал лозунгов, Кто-то подходил, чтобы сфотографироваться, положить цветы и поставить свечку. Другие стояли группами, старики молча сидели на лавочке, смотрели вдаль.

В Нарве есть семьи, чьи предки участвовали в сражении под Нарвой, и решение о сносе памятника воспринимается ими как личное оскорбление.

Фото: Влад Докшин / Специально для «Новой газеты. Европа»

«Хочется еще раз увидеть танк перед тем, как памятник уберут, почтить память предков. Стараемся приезжать как можно чаще, теперь ведь каждый раз как последний», — объяснял мне молодой мужчина, приехавший к танку вместе с женой. Многие несогласные с решением правительства брали с собой детей, которые тоже активно фотографировались около монумента, вторя взрослым, что их «лишают памяти».

«Боль другой части общества»

За неделю до демонтажа танка в Нарву приехала премьер-министра страны Кая Каллас, чтобы обсудить с местными политиками болезненный вопрос о судьбе советских монументов. По итогам встречи депутаты Нарвского городского совета и мэр города Катри Райк говорили о необходимости найти компромиссное решение, которое могло бы устроить как жителей Нарвы, так и правительство страны. Каллас же вновь подчеркнула, что танк нужно убрать как можно скорее, так как «символика оккупации причиняет боль как тем, кто пострадал от этого режима, так и всем тем, кто видит в них символ жестоких преступлений, которые сейчас совершаются против Украины».

Вечером после визита Каллас в Нарву к танку приехали несколько депутатов Горсовета и мэр. Политиков сразу окружила толпа.

Мэр Нарвы Катри Райк (в центре). Фото: Влад Докшин, специально для «Новой газеты. Европа»

Райк — высокая ухоженная женщина с короткими темными волосами, на ней очки с красной оправой и темный длинный сарафан, левая рука — в гипсе, ее поддерживает плечевой ортез в цвет платья. Ей 54 года, она эстонка, говорит по-русски с акцентом. Мэром города Райк стала два года назад, до этого — занимала пост Министра внутренних дел Эстонии и была директором Нарвского колледжа. По образованию она историк, и занималась, в частности, исследованием истории Нарвы, в которой живет последние 20 лет.

— Я сказала месяц назад, что памятник нельзя трогать. И получила в эстонских СМИ по полной программе. По полной программе! — эмоционально говорит Райк и размахивает руками, забывая о своем гипсе. — Я сказала о желании нарвитян не трогать памятник, говорила, что в городе есть вопросы поважнее, и предлагала правительству оставьте танк в покое. Но эстонское общество это воспринимает иначе…

— Стоп, стоп, стоп! — вступает в разговор загорелая женщина с короткими светлыми волосами. Она одета в спортивную куртку и лосины с кроссовками, на вид — ровесница Райк. — А почему нас так делят? А я не эстонское общество?

— Эстоноязычное, скажем так, — пытается пояснить мэр.

— И что? Мой дед расстрелян в [небольшом северо-восточном эстонском городе] Силламяэ по приказу КГБ 22 июня 1941 года. Поэтому я очень сильно понимаю, что чувствуют эстонцы [чьи предки также пострадали от действия советских властей], — голос женщины становится жестче, речь отрывистей и при этом четче. Моментами ее захлестывают эмоции, и ей не хватает воздуха, чтобы договорить фразу. Видно, что она пытается сдерживаться, чтобы не перейти на крик.

— Я не могу понять, почему смешивается одно с другим (подвиг советских солдат и действия СССР как государства — прим.)? Объясните мне как историк.

— У местных эстонцев, у местных русских разные понятия об истории, и мы не можем это изменить, — размеренно объясняет политик. — Только принять.

— Почему тогда в демократическом государстве принимается во внимание боль лишь одной части общества, и не принимается другой? Почему правительство это делает? — нервно жестикулируя спрашивает блондинка.

Фото: Влад Докшин / Специально для «Новой газеты. Европа»

Райк опускает голову и поджимает губы. Чувствуется, что ей неудобно и тяжело говорить на эту тему, но она держится уверенно и продолжает:

— [Боль второй части общества] принималась до войны в Украине.

— А мы-то причем?, — вспыхивает женщина. — А нам не больно от того, что там происходит? Мы не растеряны? Мы не напуганы?

Райк делает паузу, набирает воздух ртом, а затем, поджав губы, спокойно отвечает:

— То же самое мы сказали правительству сегодня. Это трудно понять, но мы с вами на одной стороне.

— Но мы сейчас уйдем со своей болью, и нас никто не защитит. Единственная надежда, что наше маленькое правительство городское — оно на нашей стороне. Но оно тоже что-то другое говорит, — растерянно, с беззащитным взглядом и прижимая к себе руки, говорит женщина. — Надо ведь как-то гасить эту боль!

— Если здесь будет продолжать собираться народ, обстановка будет более нервная. И у государства будет причина сказать, что [происходящее около памятника] угрожает общественному порядку, — чем больше Райк говорит, тем чаще путаются ударения в ее речи: силовое русское сменяется неизменным эстонским на первом слоге.

Собеседница мэра поджимает губы, усмехаясь, и отрицательно мотает головой, пытаясь что-то возразить, но Райк ее останавливает:

— А вы хотите, чтобы государство завтра увезло памятник неясно куда? Хотите?

— Дело в том, что оно все равно увезет, и мы прекрасно, прекрасно здесь это понимаем!

— А мы хотим сами принимать решение [о том, как будет проходить демонтаж танка], чтобы оставить его в Нарве, понимаете? Выслушайте меня до конца, — Райк подходит к собеседнице ближе, склоняется к ней и разворачивается спиной к журналистам с камерами. — Мы хотим собрать комиссию депутатов Горсобрания, чтобы решить, где будет в Нарве музей, в который потом поставят памятник. И я не хочу, чтобы его увезли силой, не хочу! Но для этого людям надо разойтись.

Вскоре после этого именно чтобы прекратить дежурство местных жителей у танка, местные власти решили установить около памятника камеру с круглосуточной трансляцией. По задумке, жители города могли в любой момент зайти на городской портал и убедиться, что памятник стоит на месте. Для защиты монумента от провокаций предлагалось также отрядить охранников: чтобы за порядком следили профессионалы, а местные жители перестали ночевать около танка. Люди уйти не согласились.

Фото: Влад Докшин / Специально для «Новой газеты. Европа»

«Они сами нас разделили»

Один из противников демонтажа памятника — Дмитрий — высокий, худощавый, загорелый кудрявый блондин, ему около 35 лет. На вопрос, кем он работает, отвечает: «Пусть я буду водителем». Сейчас Дмитрий в отпуске, поэтому может себе позволить много времени проводить у танка и даже оставался там ночевать. Он, как и вся его семья, гражданин Эстонии, из-за чего «так просто все бросить и уехать в Россию, где в отличие от Эстонии чтят память», он не может. Дмитрий признается, что ситуация вокруг танка его так возмутила, что он «уже совсем близок к тому, что начать выяснять вопросы с визой» или «попросить в России убежище».

— Абсолютное единство в том, что [демонтировать памятник] нельзя. Пройдите по городу, подойдите к любому, вы вообще не ошибетесь. От 12 лет и до 70, да и раньше, наверное. Власти города даже не видят смысла делать опросы, потому что они и так знают, что 99.9% проголосуют за то, чтобы это все оставить, — возмущается Дмитрий.

В разговор вмешиваются стоящие рядом люди и поддерживают Дмитрия: «Да-да, все так, правильно говоришь!».

— Они хотят спровоцировать внутренний конфликт. Мы же тоже эстонцы, я гражданин Эстонии. Я говорю по-русски, живу в Нарве, но я также плачу налоги, и права у нас с эстонцами такие же. Нас даже Райк пришла и разделила. Ну, надо же, говорит, и сторону эстонцев понимать! То есть сама мэрия нас делит, — рассуждает Дмитрий.

По его мнению, местные власти боятся пойти против правительства, и поэтому решили пойти против народа. Правительству же перенос танка нужен, «чтобы выжить отсюда русских», и вообще «эстонцы считают нас третьим сортом». В доказательство своей теории Дмитрий говорит о том, что в Нарве «стоит все раздолбанное» и стало больше эстонской речи на улицах.

— И все это делается для того, чтобы начать войну, — подытоживает Дмитрий.

— С Россией?

— Господи, Россия такая большая! На кой черт им это Прибалтика нужна? — вступает в разговор молодая темноволосая девушка, сидящая рядом с Дмитрием.

— Ну это ты тоже не права, — перебивает ее Дмитрий.

— Слушайте, там наши пацаны кровь сейчас проливают, все лето там сидят, всю весну, — с надрывом продолжает девушка. — За то, чтобы люди там не страдали и не умирали, чтобы их не бомбили фашистские войска.

А ведь на танке, между прочим, эстонским языком там написано, — она показывает на монумент рукой. — про фашистские войска, кто пришел и кто освободил.

— Наши деды закрыли тему, а сейчас опять все заново, — соглашается пожилой мужчина с усами.

— Но война здесь будет, я в это реально верю. Эстонское правительство делает все для того, чтобы начать войну, — настаивает Дмитрий.

— Они продолжает людей делить, не живется им дальше. Ну так вы укрепляйте свою историю, а не лезть в нашу, у вас же она есть? Это я к эстонцам сейчас обращаюсь, — поясняет девушка. Она рассказывает, что сейчас живет в Севастополе, но вообще родом из Нарвы, и приехала сюда, чтобы «посмотреть на эту вакханалию».

— А что можно было бы сделать, чтобы избежать войны в Эстонии?

— Это хороший вопрос. Не лезть просто сюда, потому что Нарва — это отдельное государство, куда не каждый эстонец даже поедет. Получается, что город пошел против страны. Опять же… Донбасс. Вот такая вот история.

Межпоколенческий вопрос

О проблеме единством внутри эстонского общества говорят и местные политики. На следующий день после визита в Нарву Каллас корреспондентка «Новой газеты. Европа» встретилась с депутатом Нарвского горсобрания от либеральной партии «Ээсти 200″ Денисом Ларченко.

Денис Ларченко. Фото: Влад Докшин, специально для «Новой газеты. Европа»

Денис, выглядящий намного моложе своих 29 лет и совсем не похожий на депутата в привычном для России понимании, даже внешне отличается от людей, пришедших защищать танк. Невысокий худой блондин с уложенной прической, идеальный кожей с легким загаром, сережками-гвоздиками в ушах, стильно одетый. Мы встречаемся в Нарвском колледже Тартуского университета.

Здание, расположенное на Ратушной площади в центре Нарвы, разительно отличается своей современностью от окружающей его типичной советской застройки, которая, стоит отметить, с виду находится в отличном состоянии и видимо совсем недавно пережила качественный ремонт.

«В Эстонии колледж — высшее учебное заведение, в которое не поступишь без знания эстонского языка. И как говорила проректор по учебной части Тартуского университета, наш колледж является неким посольством Эстонии в Нарве. Долгое время директором колледжа была Катри Райк, которая сейчас занимает должность мэра Нарвы. Многие люди, которые здесь сейчас учатся и работают, интересуются общественной жизнью города, региона в целом и страны, занимаются политикой», — говорит Денис с едва заметным акцентом.

Ларченко вырос в Нарве в русскоязычной семье, его родители не знают эстонского. Сам же он, как признается, всегда был больше открыт Европе, нежели развернут в сторону России. В 18 лет он даже уехал из Нарвы и переехал в Канаду, не найдя понимания с родителями, но затем решил вернуться в родной город.

«Осознание того, что я живу не в России, у меня всегда было очень четкое. Когда мы с родителями обсуждали внутриполитические вопросы Эстонии, они пересказывали мне повестку российских телеканалов, и это меня очень бесило. Я говорил им: «Выгляните в окно и покажите мне здесь натовских солдат», — рассказывает Денис. — Сейчас у нас хорошие отношения, и их не встретишь у памятника танку».

По его словам, в Нарве есть люди, которые не хотят принимать, что город — часть Эстонии, хотят жить «как в России». Не учат эстонский язык, не интегрируются в эстонское общество и не понимают, зачем это нужно их детям.

Фото: Влад Докшин, специально для «Новой газеты. Европа»

«И это межпоколенческий вопрос. С одной стороны, есть взрослое население, люди, которые прожили жизнь и считали себя всегда русскими с русской душой. Но за 30 лет после распада СССР в Нарве выросло поколение, которое признает, что они русскоязычные, но при этом — эстонцы — «я здесь родился, принимаю конституцию этой страны и отношу себя к части эстонского общества, а не российского». И количество таких людей выросло.

Как подчеркивает депутат, пришедшие к танку люди — самые активные навитяне, в основном, старше 40 лет, которых сильно задевает решение перенести памятник. Но не правильно считать, что они выражают мнение всех жителей города.

«Танк определенно остается ценностью для части горожан, в особенности интерес к памятнику проявляется 9 мая. Но с годами люди стали реже посещать памятник, далеко не всех едут туда за свадебными фотографиями. Появляются новые места в городе, куда нарвитяне хотят приехать, чтобы сделать памятные снимки. И если говорить о символах Нарвы, то все-таки главной достопримечательностью города является Нарвский Замок (средневековая крепость, стоящая на берегу реки около границы с Россией — прим.)», — отмечает политик.

Денис подчеркивает важность того, что все фракции Нарвского горсобрания, несмотря на противоположные мнения относительно решения правительства демонтировать памятник, смогли договориться друг с другом и объединились, чтобы снос прошел наименее болезненно для местных жителей.

При этом все депутаты понимали, что сама идея убрать танк из привычного для жителей места — очень непопулярное решение, и у горожан в любом случае из-за этого будет негодование.

«Сейчас не подходящее время для демонтажа танка, если опираться на мнение общества в Нарве. Но правительство, которое поставило вопрос о сносе, отвечает за всю Эстонию, оно не может опираться только на желание нарвитян», — говорит Денис.

«Риторика государства заключается в том, что любой монумент, относящийся к советской эпохе, неприемлем в публичном пространстве, и причина тому — история. Окончание [европейской части Второй мировой] войны, ее итог — это определенная потеря для Эстонии. Потеря не только человеческих судеб, которые были депортированы из страны, но и в то же время потеря автономности путем оккупации.

Все эти раны эстонского общества на фоне войны в Украине вырвались наружу, эти эмоции возникают в обществе, касаются в первую очередь эстоноязычных жителей, у которых были депортированы родители, деды, и для кого этот вопрос является очень серьезным».

Денис Ларченко. Фото: Влад Докшин / Специально для «Новой газеты. Европа»

Танк раздора

Разговор с Денисом Ларченко состоялся за неделю до неожиданного демонтажа памятника силами правительства. Тогда казалось, что удалось достичь компромисса между правительством Эстонии, городской властью и местными жителями.

По итогам визита Каллас в Нарву 8 августа власти объявили, что памятник демонтируют в течение двух недель, оставят на хранение в городе, а затем перенесут в музей или мемориальный комплекс.

«Я заверяю, что памятники с советской символикой будут перенесены с уважительным отношением. Историю необходимо помнить, уважать и объяснять, это помогает нам понимать и слышать друг друга. <…> У нас разное прошлое, но одно будущее. И мы должны сосредоточиться на этом будущем», — сказала Каллас подчеркнув, однако, необходимость демонтировать памятник как можно скорее.

При этом с юридической точки зрения решение о судьбе монумента в тот момент еще не было принято — по закону следующее собрание Горсовета, на котором это должно было случиться, могло пройти как минимум через 4 рабочих дня после предыдущего — т.е. не раньше 15 августа.

До конца недели эстонские министры не упускали возможность упрекнуть нарвских депутатов в том, что они медлят с демонтажем, забывая (или не зная) о прописанных в законе сроках принятия решения. Местные власти, в том числе мэр города, решительно отбивались от нападок правительства, указывая, что вольны самостоятельно распоряжаться имуществом города.

Подход правительства Эстонии — страны, где граждане привыкли решать многие вопросы на уровне местного самоуправления — возмутил не только защищавших памятник жителей, но и местных политиков. Катри Райк даже обвинила главу МВД Лаури Ляэнеметса в предвзятом отношении к Нарве: мол, в Таллинне обсуждал аналогичный вопрос еще в июне, решения не приняли, но при этом правительство столицу почему-то не торопит.

15 августа обсуждение демонтажа танка в Нарвском Горсовете вновь не состоялось: депутаты объяснили это поправками, которые появились в последний момент и не были согласованы. Местные власти объявили, что вопрос обсудят на следующий день, но сделать этого им вновь не удалось — вмешалось правительство и еще до начала заседания снесло танк.

Действия правительства в Нарве не оценили. Часть депутатов местного самоуправления объявило о желании обратиться в суд за защитой конституционных прав жителей, назвав решение правительства неприемлемым и не обоснованным.

Мэр эмоционально заявила, что не собирается баллотироваться на ближайших парламентских выборах, чтобы не сидеть в одном зале с людьми, которые способны принять «такое решение и исполнить его таким путем». Райк также намекнула, что некоторые депутаты Городского совета способствовали решению правительства, саботировав обсуждение сноса танка 15 августа. По мнению мэра, это было сделано оппозиционными правительству политиками для того, чтобы набрать у своих избирателей очков перед выборами в парламент. Критикуя единоличное решение правительства снести танк, проще завоевать голоса избирателей, нежели, договорившись с ним, принять участие в демонтаже.

Партия Eesti 200, в которую входит Денис Ларченко, сообщила, что выходит из коалиции Нарвского горсобрания из-за «политической трусости» своих коллег и нежелания работать во имя необходимых для Нарвы перемен. Таким образом, правящая фракция в Нарве развалилась и теперь депутатам необходимо создавать новые коалиции.

На освободившемся от монумента куске земли остались дежурить полицейские — власти опасаются конфликтов даже буквально на пустом месте. После того, как было снято оцепление, к месту, где еще утром стоял Т-34, пришли люди: несколько десятков человек, многие семьями, принесли цветы и свечи. Проезжающие мимо автомобили сигналили в знак поддержки собравшихся.

Вскоре в полиции отчиталась, что восемь человек были задержаны за призыв к насильственному сопротивлению демонтажу. Однако никаких массовых протестов не случилось.

боевых слов | Дарья Серенко

«Женихи», стихотворение в прозе Дарьи Серенко из нашего последнего номера, представляет, что происходит, когда целая страна, вторгшаяся в другую, остается в отрицании: ее мертвые солдаты возвращаются домой только для того, чтобы с ними обращались как с т мертв. Их возлюбленные вынуждены продолжать жить с ними. Трупы получают похороны, но похороны сочетаются с их свадьбами, «чтобы не нести расходы дважды». История просачивается в стихотворение неожиданным образом — погибшему солдату нечего надеть на свадьбу-похороны, кроме старого костюма отца, который доступен, потому что «отца взорвали еще в Чечне». Тщеславие стихотворения продумывается так настойчиво, как если бы фантазия была просто унылым фактом, что когда мы доходим до последней строки — которую я не буду здесь спойлерить, — это становится чем-то вроде сердечного приступа.

Серенко был вынужден покинуть Россию в марте, а в конце сентября опубликовал стихотворение в социальных сетях. На этой неделе я связался с ней по электронной почте через ее переводчика, поэта Евгения Осташевского, чтобы узнать немного больше о том, как создавалось стихотворение и как она видит будущее сопротивления в России.

Яна Прикрыл: В «Женихах» такой стремительный, неудержимый темп. Не могли бы вы немного рассказать о том, как вы ее написали, насколько сильно вы ее сформировали, как только вам пришла в голову первоначальная идея?

Дарья Серенко: Писала в маршрутке по пути из Тбилиси в Григолети, Грузия. Я путешествовала с другими антивоенными активистками из Феминистского антивоенного сопротивления, группы, которую я помогла создать в конце февраля для протеста против российского вторжения в Украину. Мы вместе отправились в короткую поездку на выходные после очень тяжелой недели. До моего стихотворения предшествовали бессонные ночи, последовавшие за объявлением мобилизации в России 21 сентября. Мы проводили митинги против мобилизации, помогали пострадавшим от полицейского произвола, помогали призванным покинуть Россию, а также помогали антивоенным активистам, находившимся под уголовное преследование за гражданскую позицию — покинуть Россию. В маршрутке я читала рассказ белорусской писательницы Татьяны Замировской. Речь шла о Вальтере Беньямине, который пытался бежать из оккупированной Франции и покончил с собой в отеле, потому что власти франкистской Испании обязались депортировать его обратно за границу.

Я сейчас в Джорджии. Многие россияне спасаются от репрессий и мобилизации, пересекая грузинскую границу в Верхнем Ларсе. Простое пересечение границы у большинства из них занимает несколько дней. Все эти страшные истории сошлись в образах моего стихотворения: мобилизованные срочники, застрявшие на грани жизни и смерти, мясорубка фашистского государства, пытающаяся проглотить как можно больше людей, мужчины — и те, кто ненавидят войну и пытаются увернуться от нее и тех, кто добровольно соглашается убивать и быть убитым за Путина. Когда вы пишете стихотворение в дороге, после нескольких ночных смен активности, по мере того, как исторические события накладываются друг на друга, увеличивается и скорость, с которой стихотворение проносится в вашей голове.

Мы знаем, что «Женихи» впервые были размещены в Интернете на русском языке, но где именно и какой отклик они получили?

Я разместил стихотворение в социальных сетях — Facebook и Instagram. В комментариях было два вида реакций. Многие русские писали, что от абсурдной реалистичности текста у них мурашки по коже, а меня благодарили. Другим русским это показалось тошнотворным и циничным, и они спросили: «Дарья, в нашем мире все равно темно и ужасно; зачем ты умножаешь мрак и ужас, зачем ты это написал?» Я бы ответил, что литература не обязана предлагать людям поддержку и удовольствие. Литература может это сделать, но не обязана. Еще я сказал, что многие люди хотят, чтобы литература была похожа на женщину: удобной, покорной и приятной для глаз. Меня не интересуют такого рода ожидания — ни как писателя, ни как женщины.

Как соучредитель Феминистского антивоенного сопротивления и поэт, что вы думаете о связи между написанием стихов и организацией политических протестов?

В моей жизни связь между литературой и активизмом на протяжении многих лет была совершенно прямой. Все, что я пишу, является политическим или политизированным. Я не могу думать ни о чем другом, я не могу делать ничего, что не является активизмом, и поэтому я не могу писать ничего другого. Но важно не отождествлять литературу с политическим протестом, иначе есть риск впасть в бездействие. Да, слово уже дело, но его может быть недостаточно. Протест мобилизует людей, у протеста очень прикладная и четкая прагматическая функция, а литература всего этого делать не обязана. Кроме того, литературу и ее влияние труднее предсказать. Литература предлагает больше возможностей для индивидуальной интерпретации. Но иногда с активизмом связывают не литературу, а диктатуру: российский поэт Артем Камардин недавно был задержан полицией за свои проукраинские стихи, которые он читал публично, и изнасилован гантелями силовиками.

Реклама

Каким вы видите будущее в России для тех, кто выступает против вторжения в Украину?

Мне тяжело и больно размышлять о будущем России и россиян, потому что политическое преследование вынудило меня покинуть страну. Мои соотечественники, оставшиеся жить при диктатуре, справедливо раздражаются, когда уехавшие говорят о будущем. И тут есть разница между «Каким вы видите будущее России?» и «Как вы хотите это видеть?» Я хотел бы, чтобы Россия проиграла эту войну, я хотел бы, чтобы весь безумный нарратив об имперском величии рухнул на наших глазах, а колонизированные и обрусевшие народы на всей территории Российской Федерации обрели признание и свободу. Все в России, кто противостоит вторжению, борются ценой своей жизни и своей свободы за будущее без войны и диктатуры.

Думаю, что в ближайшем будущем оставшихся антивоенных активистов ждет нарастающий кошмар — насилие, пытки, длительные тюремные сроки. Также в отношении антивоенных активистов могут полностью перестать действовать любые виды правовой защиты. Россия, которая изолировала себя от международного права, может позволить себе пытки и убийства. В то же время антивоенное движение будет продолжать расти, а часть его будет радикализоваться, превращаясь в подпольное партизанское движение. Это будет прямым результатом действий властей. Антивоенный протест будет стоять на трех китах — женском сопротивлении, сопротивлении нерусских этнических групп и радикальном партизанском сопротивлении.

Что вы читаете в эти дни, и помогает ли это вашим собственным письмам каким-то особым образом?

У меня почти нет времени читать литературу. В последний раз я много читал, когда меня посадили на две недели прямо перед войной за то, что я разместил в Instagram красный восклицательный знак, поскольку это логотип, связанный с Навальным. Друзья и товарищи-активисты принесли мне четырнадцать книг, и в камере я проглатывал по книге в день. Я читал биографию Сьюзан Зонтаг и книгу Энн Карсон «9».0010 Автобиография Реда , перечитываю собственную книгу Девушки и учреждения , потому что меня с ней задержали. После начала войны я прочитал мемуары Евгении Гинзбург « Путешествие в вихрь ». Но сейчас у меня практически нет времени читать что-либо, кроме историй антивоенных движений и работ по политическому анализу. У меня очень мало времени и сил (потому что все силы уходят на активизм), поэтому приходится выбирать между чтением и письмом. Я выбираю писательство. Так что на меня сейчас влияет не художественная литература или научно-популярная литература, а сама война и тот факт, что я гражданин страны-агрессора. Россия, находящаяся в тисках диктатуры, развязала неспровоцированную войну и осуществляет геноцид украинцев. Нынешняя политическая и человеческая ситуация чудовищна. Я бы предпочел, чтобы ни один человек не приобрел этот опыт и чтобы он никогда не превратился в стихотворение. Я бы предпочел, чтобы моего стихотворения, которое вы здесь опубликовали, никогда не существовало.

Объявлены лауреаты премии «Журналистика как профессия»

Объявлены лауреаты премии «Журналистика как профессия»

15 декабря 2021 г.

Поделиться:

Победители премии «Журналистика как профессия» 2021 года были объявлены вечером 14 декабря 2021 года. Их выбрало независимое жюри, состоящее из журналистов и политологов.

Давайте вспомним их имена – это люди, которые остаются верными своей профессии, несмотря на давление властей.

Поздравляем победителей!

Премия «Журналистика как профессия» отмечает свой шестой год.

Победители 2021 года:

Номинация «История/Репортаж»

Елена Костюченко, Юрий Козырев – «Новая газета»

Интернирование. В настоящее время в закрытых психиатрических учреждениях содержится 177 тысяч россиян. Большинство из них погибнет там. Елена Костюченко и Юрий Козырев несколько недель провели с воспитанниками закрытого психиатрического учреждения.

Рубрика «Интервью/Портрет»

Катерина Гордеева

За весь цикл интервью «Скажи Гордеева» 2021.

Категория «Документальный фильм»

Анна Артемьева, Анна Пиндюрина, Влад Докшин, Сергей Соколов и Кирилл Сахарнов – Новая газета

Как убили Анну. Фильм Новой газеты к 15-летию убийства Анны Политковской.

Категория «Расследование»

Катя Аренина – Важные истории

«Мы тебя убьем, если придется». Сотрудников ФСИН по Владимирской области, где отбывает наказание Алексей Навальный, годами обвиняют в пытках и убийствах, но они продолжают подниматься по служебной лестнице. Двое из них сейчас отвечают за режим во всех российских колониях.

Категория «Видео»

Маша Борзунова – «Дождь»

Страна в изгнании: как белорусы бегут от режима Лукашенко и на что надеются.

Категория «Страна»

Юлия Корнева, Александр Сакалов – ТВ-2.

Мельница. Экспедиция ТВ2 к месту ссылки старообрядцев, где они прятались в глубине таежного леса.

Категория Мультимедиа+Подкаст

Валерий Панюшкин, Варвара Панюшкина, Александра Романцова, Соня Соколова, Александра Ливергант

The Cell #18Project. История 36 женщин, которые почти неделю сидели взаперти без еды, воды, лекарств, одежды, средств гигиены и почти без воздуха в одиннадцатиметровой камере №18 минского СИЗО «Окрестина».

Специальный приз жюри

Специальный приз жюри в этом году присуждается российским журналистам, признанным иностранными агентами. Мы рассматриваем статус «иностранного агента» в отношении физических лиц и связанный с лишением гражданских прав формой политического преследования, связанного с их работой в качестве журналистов, и тем самым выражаем солидарность с нашими коллегами, отдавая дань уважения их мужеству в защите принципы независимой журналистики.

• Людмила Савицкая
• Сергей Маркелов
• Денис Камалягин
• Роман Сергеевич Баданин
• Гликин Максим Александрович
• Маняхин Петр Борисович
• Юлия Петровна Ярош
• Чуракова Ольга
• Железнова Мария Михайловна
• Лукьянова Юлия Сергеевна
• Маэтная Елизавета Витальевна
• Рубин Михаил Аркадьевич
• Гройсман Софья Романовна
• Рождественский Илья Дмитриевич
• Апухтина Юлия Владимировна
• Постернак Алексей Евгеньевич
• Шмагун Олеся Валентиновна
• Мароховская Алеся Алексеевна
• Долинина Ирина
• Шлейнов Роман Юрьевич
• Анин Роман Александрович
• Великовский Дмитрий
• Смирнов Сергей Сергеевич
• Верзилов Петр Юрьевич
• Вольцкая Татьяна Анатольевна
• Клепиковская Екатерина Дмитриевна
• Даниил Сотников
• Захаров Андрей Вячеславович
• Симонов Евгений Алексеевич
• Сурначева Елизавета Дмитриевна
• Соловьева Елена Анатольевна
• Перл Роман Александрович
• Олег Александрович Э ланчик
• Григорьева Алина
• Григорьев Андрей Валерьевич
• Гималова Регина Эмильевна
• Хисамова Регина Фаритовна
• Елена Скворцова
• Максим Заговора

https://journalist.